— Да как же это она меня увидела-то? ― сам себе в панике задал он вопрос.
Василий Антонович вошёл в своё жильё и, торопясь, принялся раздеваться. Вокруг был полный кавардак: на полу валялись старые газетки, книжки, бумажки, в углах красовались паутины, почти с рыболовную сеть, у стен стояла, точно одетая в серую шубу, запылённая мебель, под ногами лежал грязный, затоптанный ковёр.
— Это где же моя крошечка милая? Это где же моя маленькая? ― спрашивал он тоненьким голоском, ― Дашуля! Дашуля-яя-я, я тебе вкусненького принёс, моя сладенькая, ― ласково протягивал он.
Из своей комнаты еле, перебирая ногами, выходит его шестнадцатилетняя дочь ‒ Даша Карамельникова, чуть ли не застряв в дверном проёме из-за своих размеров. На ней были натянутые зелёненькая маечка, которая почти разрывается на теле хозяйки, и красные шорты до колен. Кое-как втянув брюхо и, наконец, выпав на другую сторону дверной рамы, она начала:
— Ну, наконец-то! И что же ты там ел без меня, папашечка? ― неразборчиво из-за пухлых и дряблых щёк проговорила она.
— Прянички, душенька! Да я только нюхнуть, не пропали ли. Это… Это я тебе взял! Попробуй, ― нервно приврал он.
— Я уже оголодала, пока ты там шлялся. Давай сюды! ― схватив коробку, развернулась она и поковыляла обратно в комнату.
Карамельников выдохнул. «Чуть меня не съела, дочка-то, ей-богу!» ― прошептал себе под нос он.
«А есть и самому хочется», ― думал он. Мужчина быстренько подбежал к своему холодильничку и обнаружил, что тот пуст. «Всё сожрала…» ― отчаянно осознал. Карамельников поправил картину с изображением свиноматки и её поросят на стене, которую когда-то задела и своротила своими громоздкими плечами дочь, проходя здесь, и осмелился войти в комнату к ней. Когда он заглянул в неё, то перед глазами его раскрылся необыкновенный вид: повсюду пыль, грязь, объедки, фантики. На столе лежала расческа, полностью покрытая толстым слоем пыли. В доме никому не было дела до уборки и иной работы.
— Дашуленька, солнышко! Изволишь дать своему любимому папуле попробовать пряничек? Мне тоже сильно хоч… ― начал он и тут же остановился от удивления, когда увидел в комнате постороннего.
— Что говоришь, папашь? ― чавкая, спросила Карамельникова.
Голос отца с ласкового слегка переменился.
— Доченька, а что же ты не говоришь, что у нас гости? ― поинтересовался он и при этом своими маленькими глазками рыскал коробок с пряниками.
Гостем был ровесник Даши ‒ Алёшенька Грустилов. Он тихо сидел рядом с Карамельниковой на бордовом диване, заляпанном различной едой, боясь сказать слово. В руках он держал большую стеклянную банку малинового варенья, из которой демонстративно столовой ложкой ела Даша, вприкуску поедая принесённые отцом пряники. Стало ясно — все десять пряников ею съедены, причём меньше чем за десять минут.
— Эх… ― сделал долгую паузу, ― Здравствуйте, Василий Антонович, ― тяжело вздыхая, очень тихо и слабо сказал Алёша.
Карамельников не знал правды о том, как Грустилов оказался в их доме. На самом деле, пока Василий бродил по ярмарке, Даша, захотев, есть, увидела, как Алёшенька несёт оттуда варенье. Недолго думая, она подозвала его к своему окошку. «Что это у тебя?» ― делая вид непонимания, говорит она. «Варенье», ― уныло ответил мальчик. «Не дашь его мне, съем тебя вместе с ним!» ― строго сказала Даша, точно какое-то правило, протягивая свои руки. «О, Господи! Я пропал. Какой ужас!» ― опешил он. И нет чтобы убежать оттуда куда подальше, он встал как вкопанный у её окна, как фонарный столб. «Давай сюда!» ― пригрозив кулаком, стала тянуть варенье к себе. «Нет, оно… оно. М-мо… Моё…», ― обомлел он. Тогда Даша взяла его за воротник и, практически не прилагая усилий, затащила прямо через окно к себе в дом. Тот, совершенно не сопротивляясь, пластом проскользил сквозь оконную раму. Карамельникова одним нажатием мясистого пальца быстро вскрыла банку прямо в руках Алёши и принялась поедать сладость.
— Здравствуй, здравствуй, Алексей, ― огорчившись, что пряники съедены, проговорил Карамельников.
— Так, что ты там спрашивал, папаша? ― переспросила Даша, облизывая ложку, так как варенье уже закончилось.
— Да, так… Дашуленька. Ничего, солнышко! ― сказал он и вышел из комнаты.
Прожевав остатки пищи, Карамельникова на весь дом крикнула: «Хочу ещё!»
— Можно я домой пойду? ― с опаской спросил Грустилов, вжавшись от страха в спинку дивана.
— Иди, да принеси мне мёду! И конфет! ― строго ответила Даша, схватив мальчика за горло.