Арина Арская - Порочный босс для тихони
Пролог
Музыка пьянит похлеще выпитой текилы. Расталкивая танцующих незнакомцев и незнакомок, иду на поиски уборной. Мне надо отдышаться, умыться и посидеть в уголке. Ноги не держат, перед глазами плывет, а сердце глухо и истерично стучит в такт музыке.
Вцепившись в перила стальной лестницы, удерживаю равновесие и часто-часто моргаю, чтобы хоть немного протрезветь и дать сигнал мозгу, что нам надо собраться. Мне тут не место. Вечеринка начинает скатываться во что-то очень подозрительное и пугающее. Танцовщицы в клетках у потолка стягивают трусики и тонкие топы, оголяя грудь, которой с томными улыбками трутся о прутья. Облизывают губы, разворачиваются задницами и выгибаются в спине, бесстыдно выставляя на всеобщее обзрение девичьи прелести.
Как я тут очутилась? Мозг отказывается раскрывать мне эту тайну, утопая в дурмане выпитого алкоголя, а выпила я, кажется, не стопочку и не две. Перевожу взгляд на танцпол и громко, невоспитанно икаю. К девице с ангельскими крылышками за спиной сзади пристраивается крепкий парень с игривыми рожками на вихрастой макушке и стискивает ее грудь в кружевном бюстье. Имитирует резким движением решительную фрикцию, и его жертва открывает пухлые губы в стоне, запрокинув голову. О, черт, похоже, это не танец.
Так, куда я держала путь? Передо мной останавливается коренастый мужичок и касается моего лица. Отмахиваюсь от его руки, в тихой панике отшатнувшись.
— Нет? — он перекрикивает громкую музыку и поправляет на лице красную повязку с прорезями для глаз.
Испуганно мотаю головой. Что бы он ни имел в виду под коротким вопросом, я против.
— Понял.
Уплывает на танцпол, где жадно присасывается к рыжей красотке с ушками на голове и пушистым хвостом, что забавно помахивает от каждого ее движения под короткой юбочкой. Мужичок ныряет под подол, тискает кису за бледную попу и уверенно хватается за хвост.
— Кошек… — я сглатываю вязкую слюну, — нельзя… за хвост… ты чего творишь?
Он меня не слышит и медленно тянет хвост вниз, и тот неожиданно выскакивает из попы рыжей прелестницы вместе со стальной яйцеобразной пробкой. Сквозь музыку до меня долетает отголосок сладостного стона, и я с изумленным ойканьем бегу по лестнице вверх.
Протискиваюсь на втором ярусе между мужчин, от которых пахнет терпким парфюмом и пряными парами крепкого алкоголя. Чья-то ладонь скользит по бедру, и я вскрикиваю:
— Нет!
Смех. Сладкий, легкий и игривый. Но руку невидимый подлец все же убирает. Оглядываюсь. Лица скачут блеклыми пятнами, что расползаются хищными оскалами.
— А, может, все-таки да?
— Нет.
— Ты разбиваешь мне сердце, милая.
— Простите, — несмело пролепетав, отступаю назад.
— Прелесть какая.
Хохот оглушает, и я ныряю в коридор с черными бархатными стенами. Пробегаю пальцами по приятным на ощупь обоям, и упрямо ковыляю вперед. Бронзовые бра с цоколями и плафонами, имитирующими восковые свечи, двоятся в глазах. И я делаю небольшую передышку, привалившись к стене.
Из-под тяжелого полога доносятся приглушенные стоны и недвусмысленные шлепки. Кто-то рычит и слышу яростное и вибрирующее:
— Кончаю, сука, кончаю!
Бежать и не оглядываться. Ныряю за угол и ищу мутным взором двери, но их нет. Проемы прикрыты лишь глухими портьерами, чьи глубокие складки бегут от потолка до пола черными водопадами.
— Потерялась? — раздается приторный и липкий голос.
Оборачиваюсь. В пяти шагах от меня стоит голый тощий мужик в белой маске кролика. Кривые ноги с морщинистыми коленями меня пугают не меньше, чем его детородный орган в боевой готовности.
— Нет, — сипло шепчу я и пячусь назад, придерживаясь потной ладонью за стену.
— Ну, как знаешь, — уродливый престарелый кролик пожимает острыми плечами и скрывается за углом.
А я путаюсь в ткани, взвизгиваю, и с криками выпадаю из душного кокона в комнату, утопающую в интимном полумраке. Стою на четвереньках и, задрав лицо к потолку, гляжу на плывущие над головой шары из проволочного каркаса, обтянутого прозрачным красным шелком. Подсвечены изнутри тусклыми лампочками и гипнотизируют теплым сиянием. Вот бы один из них забрать домой и повесить на кухне, чтобы радовал одинокими вечерами.
— О, какая ты старательная, — звучит надменный и насмешливый мужской голос, — сразу в рабочую позу.
Волшебство покидает меня, и шары замирают на месте. Смахнув с лица непослушный локон онемевшими пальцами, неуклюже поднимаюсь на ноги и, покачнувшись, приваливаюсь спиной к косяку.