Вот и сейчас, спускаясь вниз по лестнице, она не на ступени смотрела, а витала в своих мыслях. Все воображала Макса в гробу. Такого бледного, красивого, отрешенного. Она представляла, что вокруг него стоят сотрудники клиники: развязная медсестра (почему-то в халате с глубоким декольте), другие жертвы его обаяния и сам Амир Итарович. Все они вытирали платочками глаза и говорили скорбные речи. А еще упрекали в смерти выдающегося и талантливого повелителя снов ее, Жанну.
— Самодовольная дурра! — ругала она себя, ковыляя вниз. — Идиотка! Ау! — взвыла Жанна, пропустив на ступени очистки от картошки, которые кто-то обронил, вынося мусор.
Она с грохотом плюхнулась на бедро, ощутив внезапную острую боль. Не скатиться с лестницы помог костыль, он застрял в кованых перилах. Но девушка все равно проскакала на заду пару ступеней. Боль была дикой, у нее даже в глазах потемнело, и сердце побежало так, будто его подстегнули плетью. Она застонала и попыталась подняться на ноги. Какой там, ее словно молнией прошибло от новой вспышки боли.
Жанна подтянула к себе костыль и отдышалась.
— Так, надо расслабиться, — сказала она себе. — Это не перелом. Если бы что-то сломала, то и пошевелиться бы не смогла. Просто посижу тут, подожду пока кто-нибудь зайдет и попрошу помощи.
Так она и сделала. Подобрала здоровую ногу и, поставив на нее подбородок, стала ждать подмоги. Просидела с четверть часа. Замерзла. Очень хотелось есть и пить. Но если вода в кране была неограниченной, то с едой имелись проблемы. Она сжевала вчера последнюю корку хлеба и добыть провиант могла только спустившись ну хотя бы до консьержа. Отзывчивый мужичек не отказал бы ей в услуге и сбегал в ближайшую лавку готовой еды.
Жанна просунула нос между резного кованного ограждения и посмотрела вниз. Всего-то четыре пролета отделяли ее от цели. Но в ее нынешнем состоянии это казалось нереальным марафоном. Можно было покричать, вот только консьерж сидел за стеклянным окошечком и открывал его только когда к жильцам приходили гости.
Но Жанна все равно попытала счастье.
— Ей, Итан, — позвала она.
Ответом ей была тишина. Девушка поникла, но тут входная дверь скрипнула, и кто-то зашел в подъезд. Жанна подобралась и навострила слух.
Эхо на лестнице было хорошим, и до нее долетел звук знакомого голоса. Настолько знакомого, что сердце пропустило пару ударов. От счастья ли или же от страха, Жанна не успела понять. Ее быстро нагнала мысль о неминуемой встрече, к которой она оказалась не готова. Не в ее нынешнем состоянии. С немытой головой, не накрашенная, да еще и немощная. Одним словом — неудачница.
— У себя ли Жанна из пятнадцатой квартиры? — раздался голос молодого человека.
— У себя, а куда ж ей деться? — отозвался консьерж. — Девочка на костылях ведь.
— На костылях?! — воскликнул парень.
Жанна до последнего надеялась, что ей показалось, что голос вовсе не принадлежит тому, о ком она думает. Девушка извернулась и всмотрелась в фигуру, что маячила внизу.
Никаких сомнений быть не могло. Длинные каштановые волосы ниспадали на плечи. Темная кожаная куртка едва прикрывала спину и узкие брюки, подчеркивающие длинные стройные ноги. Это несомненно был Макс. Ее Макс, тот самый парень, который водил ее в театры, гулял с ней в парке, катал на каруселях. Не анестезиолог в белом халате, запирающийся в кабинете с медсестрами, а ее внимательный молодой человек. Точнее сказать, некогда ее.
Жанна сглотнула и, бросив попытки подняться, стала карабкаться вверх. Костыль мешал, поэтому его она оставила прямо там на ступенях, а сама на четвереньках, сжимая от боли зубы, поспешила убраться, пока Макс не поднялся к ней.
Его шаги догоняли гулким эхом, заставляя сердце выпрыгивать из груди и обливаться потом. Жанна так боялась предстать перед Максом в своем нынешнем убогом виде, что в итоге позабыла о боли, карабкалась вверх, будто чемпион по скалолазанию и, в конце концов, оказалась на своем этаже. Порылась в карманах, нашла ключи. До замочной скважины достала с трудом. Но все же достала. С третьей попытки вставила ключ и повернула его. Раздался щелчок, как раз в тот момент, когда Макс ступил на последний пролет, отделяющий ее этаж от предыдущего.
— Жанна! — воскликнул он, увидев ее сидящей у собственных дверей.
Девушка даже не обернулась. Ее накрыло волной ужаса. Она отчаянно задергала ручкой и отворила дверь. Ввалилась в квартиру и заперлась, облокотившись спиной о стену.
— Жанна, открой! — стал колотить в двери Макс.
Он опоздал всего на доли секунды. Жанна даже ключи не успела из замка вынуть. Но она закрылась на щеколду и тем самым обезопасила себя. По крайней мере, от встречи с Максом. Но не от паники.
Она понятия не имела, зачем он явился. Предъявлять претензии или снова просить ее вернуться.
Глава 41. Мольбы бесполезны
— Жанна, девочка моя, открой, — не сдерживая слез, умолял Макс уже второй час.
Она все это время сидела у дверей, так же облокотившись о стену, и тихо плакала. Тревога за жизнь Макса прошла и оголила язву обиды на нежном девичьем сердце. Этот испорченный мальчишка навлек на нее беду дважды. Сначала покорил своей харизмой, а потом еще и говнюка папашу на нее натравил.
Злость делала Жанну слепой. Девушка уверяла себя, что это из-за Макса Амир Итарович так вцепился в нее. Он ненавидел ее. Считал, что она отняла его золотого мальчика. Присвоила себе, похитив его сердце.
Аморальный развратник был убежден, что Жанна ядовитая заноза в душе его воспитанника, которую уже нельзя вынуть, но зато можно опорочить, очернить в глазах любимчика. Теперь-то она понимала, почему он так отчаянно пытался совратить ее — хотел доказать приемышу, что он ошибся в выборе. Что женщины не достойны его любви. Что вся она должна доставаться ему — тому, кто дал кров и вырастил. Этот извращенный садовник пытался сделать репей из прекрасного кипариса. Он положил на это все силы, но так и не добился успеха. Мальчик выбрал неверный путь — влюбился. Отчаянно и безнадежно, разбив каменное сердце опекуна. И тот решил, что лучшая месть подлой сучке — это унижение и боль.
Что ж, боли Жанна испытала достаточно. Особенно сейчас она сжимала зубы, чтобы не выть в голос. Ее бедро покрывалось лиловым и ныло, дотронуться до него было невозможно. Но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что разразилась смерчем в межреберном пространстве. Девушка задыхалась от разрывающих ее желаний. Она нестерпимо остро хотела отворить Максу дверь и прижаться к его груди, разрыдавшись. И в то же время стискивала кулаки, представляя, как отполирует ими его слащавую физиономию. Но она не могла осуществить эти желания одновременно, поэтому тихо лила слезы, кусая в кровь губы, и билась головой о стену, пытаясь выгнать из нее все мысли. Ей хотелось просто забыться. Уснуть и не думать ни о Максе, ни о его приемном папаше. Но парень не давал ей такой возможности.
— Жанна, сладкая моя, моя сахарная девочка, ну прости же ты! — колотя по ее двери кулаком, выл он волком. — Прости меня, Жанна. Я же люблю тебя! Люблю, понимаешь ты?
Нет, Жанна не понимала, как можно было любить и спать с другой. Ладно, может не спать в прямо смысле, но принимать ласки. Да еще и ее с ней сравнивать, унижать, указывая на то, что Жанне не быть такой же страстной, как блонди в коротком халатике.
То, что он выбрал для сброса напряжения ту, что хоть чем-то походила на возлюбленную, Жанна в расчет не брала. Ей это даже в голову не пришло. Она просто бередила старую рану, выкорчевывая оттуда самые гадкие воспоминания. Вытаскивала их на свет и закрывалась, будто щитом. Ограждала себя от мольбы, которая ломала стену ее отчужденности.
Но Макс не сдавался. Он скребся в ее дверь, как собака, упрашивал, ругался, оправдывался, потом снова ругался. Он даже пнул пару раз ее двери. Потом колотил в нее чем-то твердым.
— А, это мой костыль, — догадалась Жанна.