Ждать мне пришлось недолго.
Глава 7
Я просыпаюсь из-за звука будильника. По-видимому, он сломан, потому что вместо пиканья он издает вой, похожий на вой сирены. Все как в тумане, как будто мой мозг окунули в мед. Я тянусь за будильником, чтобы выключить его – и открываю глаза. Это не будильник. Я вскакиваю с кровати и оглядываю тускло освещенную спальню. Мой телефон показывает три часа ночи. Судя по той стороне кровати, где должен спать Калеб, он вообще не ложился. Может, он в гостевой комнате? Но тут я снова слышу этот звук – плач младенца. Я бреду в детскую. Где же Калеб? Должно быть, он с ней. Я вхожу в детскую и вижу, что он ходит взад-вперед, держа ее на руках. Его мобильный телефон зажат между его ухом и плечом, и он что-то быстро говорит. Ребенок не просто плачет, она вопит, как будто ей больно.
– Что…? – Я останавливаюсь, но он поднимает палец, делая мне знак замолчать.
Он заканчивает разговор и откладывает телефон.
– Оденься. Мы отвезем ее в отделение неотложной помощи.
Я киваю, чувствуя, что после вчерашнего у меня сухо во рту, и бегу в спальню, чтобы одеться. Спортивные штаны, футболка Калеба с надписью «Пинк Флойд»… и я бегом спускаюсь по лестнице и встречаю его у двери. Он пристегивает ребенка к автолюльке. Она все плачет и плачет.
– Что с ней? – спрашиваю я. – Она заболела?
Он мрачно кивает и выходит, неся ее. Я выхожу вслед за ним и сажусь на пассажирское сиденье.
Я вспоминаю то, что читала об иммунитете младенцев. Как им нельзя находиться рядом с другими детьми, нельзя вывозить их за границу. Как их надо держать дома, пока у них не выработаются антитела к вирусам.
Черт. Теперь он возненавидит меня еще больше.
– У нее температура сто пять градусов[6]. – Он быстро садится на водительское сиденье и запускает двигатель.
– О-о.
Он искоса смотрит на меня, и мы выезжаем с подъездной дороги. Что это было? Разочарование?
Всю десятиминутную дорогу до больницы я ерзаю, поглядывая на заднее сиденье, где находится автолюлька с ней. Может, мне следовало сесть сзади, рядом с ней? Каков он, этот гребаный регламент материнства? Когда мы подъезжаем ко входу в отделение неотложной помощи, он выскакивает из машины прежде, чем я успеваю открыть дверь. Калеб берет автолюльку и почти добегает до дверей еще до того, как я поправляю волосы. Я следую за ним. Он оказывается в приемной еще до того, как передо мной, шипя, открываются автоматические двери.
Медсестра пододвигает к нему бумаги и говорит заполнить их. Но он не в том состоянии, чтобы заполнять бумаги, и первой бланки хватаю я. И несу их к стулу.
Когда он говорит с медсестрой, на его лице написана тревога. Я отрываюсь от заполнения бланка и смотрю на него. Я так редко вижу его таким – обеспокоенным, уязвимым, – уголки его рта опущены, он кивает чему-то, что говорит медсестра, и смотрит на ребенка. Затем бросает взгляд на меня и вместе с медсестрой исчезает за дверями, даже не потрудившись спросить меня, хочу ли я пойти тоже. Я не знаю, что делать, и спрашиваю другую медсестру, могу ли я пройти с ними, протянув ей заполненные бланки. Она смотрит на меня, как на идиотку.
– Разве вы не мать?
Мать. Не ее мать и не мать этого ребенка – а просто мать.
Я смотрю на ее курчавые волосы, на брови, которые давно надо было выщипать.
– Да, я та матка, которая выносила этого ребенка, – огрызаюсь я. И, не дожидаясь ответа, прохожу за двери.
Мне приходится заглянуть в несколько занавешенных кабинок прежде, чем я нахожу их. Калеб не удостаивает меня вниманием, он смотрит на то, как медсестра подключает Эстеллу к капельнице, одновременно объясняя опасности обезвоживания.
– Куда они воткнут иголку? – спрашиваю я, потому что ее ручки явно слишком малы.
Медсестра участливо глядит на меня и сообщает, что игла будет введена в вену на голове Эстеллы. От лица Калеба отливает вся кровь. Я знаю его, он не сможет на это смотреть. Я важно выпрямляюсь. Я могу быть полезной хотя бы в этом. Я могу остаться с ней, пока они будут проделывать эту процедуру и пока Калеб будет ждать снаружи. Я не слабонервна и не плаксива, но, когда я предлагаю ему это, он устремляет на меня холодный взгляд и говорит:
– Даже если это вызывает у меня дискомфорт, это не значит, что я собираюсь оставить ее одну.
Я сжимаю губы. Поверить не могу, что он это сказал. Я не оставляла ее одну. Она была на попечении профессионалов.