Забыв стыд и гордость, она растаяла в теплом надежном кольце его рук. Колени привычно подогнулись, когда он стиснул ее в объятиях, припав к губам страстным томительным поцелуем. В этот миг Ив поняла, что пойдет на все, совершит любое преступление, лишь бы он всю жизнь целовал ее так сладко, будто похищая сердце и душу. Ласки Дэвида пьянили, кружили голову, лишали воли. Она цеплялась за него, чтобы не упасть, и бедра сами собой слегка раскрылись под напором набухающей мужской плоти. Он чуть прикусил мочку ее уха.
— Иисусе, Ив, я даже сейчас хочу тебя. Стоит тебе подойти чуть ближе, и со мной творится что-то невероятное. Ты ведь по-прежнему моя, верно? И принадлежишь только мне, мне одному? Скажи, беби! Я хочу это услышать!
Перед ней был тот Дэвид, какого она знала и любила. Как он умудрялся быть одновременно античным сатиром, ненасытным в постели, и обиженным малышом, нуждающимся в любви и доброте?
— Я твоя, Дэвид. Только твоя. Ты и без меня это знаешь. Я люблю тебя так, что сердце готово разорваться!
Он стиснул ее еще сильнее.
— Клянусь, родная, я никогда больше не причиню тебе боли! Никогда! Знаю, иногда я веду себя как последний негодяй, но лишь потому, что ты обладаешь способностью будить во мне зверя, Ив! Я теряю рассудок от ревности! Но не могу жить без тебя и поэтому постоянно возвращаюсь. И безумно тебя хочу! Именно твоя сила духа, твоя любовь заставляют меня забыть обо всем на свете. И ведь нам с тобой не надо слов, чтобы понять друг друга, правда, детка?
Его руки скользнули по бедрам Ив, и она, вздрогнув, закрыла глаза. Почему она столь беззащитна перед этим человеком? Нельзя же быть такой идиоткой! Что она нашла в нем? Отчего с ним, единственным на свете, она превращается в пресмыкающуюся, жалкую тварь?
Ее пальцы запутались в жестких густых волосах Дэвида, легко обвели контуры его лица. Он ее мужчина и нуждается в ней.
— Послушай, Ив, — серьезно сказал он, — обещай, что не бросишь меня, несмотря на все мои закидоны. Я нуждаюсь в тебе, и для тебя это не секрет, ведь недаром между нами существует телепатия. Поклянись, что останешься со мной и наступит день, когда мы станем неразлучны.
Он впервые за все время их знакомства заговорил о возможности совместной жизни, и Ив захлестнула радость. Значит, она не напрасно надеялась! Интуиция не подвела ее! Он тоже влюблен и когда-нибудь женится на ней, конечно, женится! Просто Дэвид из тех, кто не бросается очертя голову в сети брака, и что тут такого? Разве не сама Ив радовалась, что какая-то другая женщина не успела опередить ее и захомутать Дэвида?
Дэвид почувствовал, как расслабилось скованное напряжением тело Ив, и ощутил глухой стук ее сердца. Он не лгал, когда убеждал Ив, что хочет ее, что она ему необходима. Будь проклят этот огонь, загоравшийся между ними, стоило им приблизиться друг к другу! А он! Прикован к ней, будто кобель к течной суке! Никто, даже Глория, не может завести его так, как Ив, и к тому же она любит Дэвида и готова из кожи вылезти ради него. Дэвид возбуждался при одном взгляде на эту прелестную женщину, зная, что куча мужиков сходит с ума от похоти, видя ее на телеэкране. Но она его собственность! Его!
— Закрой дверь, беби, и задвинь засов, — хрипло приказал он, отстраняясь и расстегивая ремень. Ив вдруг осознала, что не вынесет и минуты без близости Дэвида, его рук и губ. Желание подхватило и понесло ее на гребне девятого вала. Не сводя глаз с Дэвида, она отступила к двери, захлопнула ее и дрожащими пальцами дернула задвижку. Дэвид уже сбрасывал с себя одежду. Господи, как неистово она хотела его, как безумно любила!
Встав перед ним на колени, Ив принялась ласкать его ртом; именно это сильнее всего возбуждало. Как чудесно видеть его страсть, слышать тихие блаженные стоны!
Он впервые выказывал, как нуждается в ней, именно здесь, в доме Циммеров, причем в такую минуту, когда им меньше всего следовало бы думать о сексе. Но сейчас Ив старалась забыть обо всем на свете. Выкинуть из головы Франси и вечеринку, на которую придется поехать сегодня, Пусть и Дэвид ни о чем не помнит, хотя бы в этот миг!
Он упал на постель, распластывая ее на себе, нетерпеливо расстегивая пуговицы.
— Да сними же эти проклятые тряпки, Ив! Я хочу ощутить тебя всю, теплую, голенькую, готовую к бою.
И внезапно словно вернулись первые дни их любви, когда оба не могли оторваться друг от друга и испытывали слишком неправдоподобно прекрасные ощущения, которым не суждено было длиться вечно.