Мелани тоже была блондинкой и тоже высокой — эту пару создали на небесах или в эксклюзивном загородном клубе на полпути к ним. На аристократически красивом, судя по здоровой стороне, лице выделялись высокие скулы и яркие голубые глаза, испещренные крапинками более светлого оттенка. Увы, общую картину портил огромный синяк. Создавалось впечатление, что Мелани попала в аварию, или кто-то намеренно швырнул ее о стену.
Как и у Стива, безупречная одежда Мелани красноречиво говорила о богатстве и высоком социальном статусе. Как и супруг, она казалась запертой в саркофаге напряженных эмоций: постучи пальцем — услышишь гулкое эхо. Руки судорожно переплелись на груди: миссис Торрингтон будто обнимала себя, желая утешить. Осторожно пожав ее ладонь, я ощутил спутанный клубок отрицательных и положительных чувств: страх, гордость, стыд, огромную любовь, снова страх — «кошкина люлька»[17] переживаний, которые по идее не должны соседствовать.
Стив был солиситором семейной компании в Сток-Ньюингтоне, можно сказать, без пяти минут партнером, Мелани — барристером. Так они познакомились и восемнадцать лет назад поженились. Безобидный светский разговор получался каким-то вымученным и напряженным, словно я спрашивал супругов, где и каким образом они подхватили сифилис.
Напряженной обстановка казалась и по другим причинам. Всего три человека, а в моей комнатке уже тесно. Прибавьте к этому молоко, которое я в прошлый раз оставил в переносном холодильнике: с тех пор оно скисло, позеленело и превратилось в среду обитания новой жизни. Облепленные плесенью кружки пришлось спрятать за шкафчиком. В общем, представительский фасад покосился сильнее обычного, и, усадив гостей, я не мог даже предложить им кофе. Раз так, лучше сразу перейти к делу.
— Что вас ко мне привело? — осведомился я.
— Наша дочь… — пробормотала Мел. Отек на левой щеке делал ее голос хриплым и невнятным. Казалось, два слова выкачали из миссис Торрингтон всю силу: она будто онемела.
— Эбби… — пришел на помощь Стив. — Эбигейл… Она пропала…
Если в голосе Мел чувствовалась настороженная, старательно вымученная апатия, то ее супруга обуревало столько неопределенных эмоций, что он ими буквально давился и захлебывался. Порывшись в бумажнике, Торрингтон достал какой-то маленький прямоугольник и протянул мне. Я перевернул его лицевой стороной — небольшая, как на паспорт, фотография девочки. По лицу и сложению ей лет тринадцать-четырнадцать. На шее золотой медальон сердечком, прямые белокурые волосы казались, как пишут на бутылочках кондиционеров, «тонкими и непослушными», улыбка — неловкой, будто извиняющейся, а глаза… глаза — немного грустными и затравленными. Хотя, наверное, мне только почудилось, и воображение дорисовало этот нюанс с учетом того, что случилось потом.
— Очень жаль, — проговорил я, вложив в слова не больше искренности, чем полагалось в такой ситуации. В конце концов, Торрингтонов я видел впервые, а Эбигейл была пока только именем. — Давно это произошло?
У меня есть глупая привычка: когда нечего сказать, начинаю задавать вопросы, словно доктор, которому нужно определиться с диагнозом.
Стив посмотрел на Мелани, и она с колоссальным трудом облекла мысли в словесную форму.
— В субботу, — ответила миссис Торрингтон так осторожно и неуверенно, будто шла по минному полю. — То есть позавчера… Позавчера мы видели ее в последний раз и тогда же случилось… кое-что еще. Нечто, возможно, связанное с ее исчезновением.
«Возможно, связанное» резануло по ушам, и только я решил сосредоточить на этом внимание, как заговорил Стив:
— Мистер Кастор, нам бы хотелось, чтобы вы ее нашли.
Поведение миссис Торрингтон подтолкнуло меня к другому выводу, я и уже открыл рот, чтобы произнести речь, с которой сотни раз выступал перед клиентами, так что просьба Стивена немного выбила из колеи. Закрыв рот, я изумленно глядел на супругов и лихорадочно думал, что сказать.
На месте Торрингтонов многие стали бы искать подтверждение того, что Эбигейл еще не покинула мир живых. Большинство моих коллег подобные услуги оказывают, хотя выполнить обещание способны далеко не всегда. Так и подмывало согласиться: да, я отыщу дух Эбигейл и постараюсь выяснить, живет ли он еще в ее теле, но с огромным количеством условий и оговорок. Ведь даже при наилучшем стечении обстоятельств и удачно выбранном предмете, на котором я стараюсь сосредоточиться, найти можно далеко не любой дух. Порой люди умирают очень быстро и не воскресают. Иначе говоря, отсутствие духа еще не означает, что человек жив. В обратное поверит лишь самый наивный из недобросовестных специалистов по изгнанию нечисти.
Так или иначе, подобные выкладки не пригодились. Я получил другое предложение, значит, и варианты открывались совсем другие. При желании за работу можно было взяться. Некоторые способы розыска живых доступны, как бы покорректнее выразиться, лишь специалистам моей профессии, но я их практически не использую. За исключением случая Рафи, с демонами не контактирую и не поднимаю мертвых из могил, чтобы выкачать информацию. В общем, я никогда не тревожу покой усопших. Да, если хотите, это один из моих этических принципов.
Отсюда напрашивается вариант номер два: Торрингтонам следовало отказать, но как можно мягче и аккуратнее.
— Розыск пропавших не по моей части, — в конце концов заявил я. Прозвучало неубедительно и — я сам чувствовал — довольно холодно. Попробую иначе.
— Уверен, вы уже обратились в полицию, и они делают все необходимое. Я к этому ничего существенного не добавлю. Думаю, вам стоит дождаться результатов расследования и лишь потом предпринимать самостоятельные шаги. Или, по крайней мере, поставить в известность детектива, который занимается исчезновением Эбигейл. Понимаю, это слабое утешение, но лучше полицейских вам вряд ли кто поможет.
Повисла напряженная тишина. Мел открыла рот, будто собираясь говорить, но не произнесла ни звука. Уже в который раз на помощь пришел Стив.
— Никакого расследования не ведется, — проговорил он, словно глотая горькую пилюлю.
Я растерянно заморгал.
— Не ведется? Ну, тогда посоветую…
— Эбби уже умерла.
Профессионал до мозга костей, я ухитрился удержать стремительно отвисающую челюсть. Однако не без труда: возникла неловкая пауза. Странное заявление туманом повисло в моей маленькой комнатке.
— Лучше объясните все снова, — наконец выдавил я.
Мелани покачала головой, будто ее сознание автоматически блокировало неприятные воспоминания, даже если она сама хотела ими поделиться.
— Эбби погибла прошлым летом, когда они с классом ездили в Камбрию. — Голос миссис Торрингтон зазвучал еще глуше и сдавленнее, чем прежде. — Несчастный случай. Три девочки — Эбби и две ее подруги — упали в реку во время паводка. Они не справились с сильным течением…
— И их унесло на глубину, прежде чем подоспела помощь, — перехватил эстафетную палочку Стив, лицо которого пылало гневом. Похоже, он злился так долго, что самому стало тошно. — Как девочки вообще оказались у воды без сопровождения взрослых?! У них не было шансов. Ни единого…
Супруги замолчали, старательно пряча друг от друга глаза. Понятно: боль не стихла даже через год. Что же, она и по прошествии целой жизни вряд ли утихнет.
— Но она вернулась, — подсказал я.
Перед глазами вырисовывалась картина, мрачная и безрадостная, с преобладанием серой гаммы. Увы, веселых пейзажей мне почти не встречается.
17
«Кошкина люлька» — известна как «колыбель для кошки», «ниточка», «веревочка»; детская игра, в которой один из партнеров растягивает на пальцах обеих рук связанную в кольцо нитку, а второй должен снять нитку с его пальцев и надеть на свои, переплетя нитку так, чтобы получился симметричный узор.