— Саманта, ты не можешь уйти, — сказала Кассандра с ноткой отчаяния в голосе. — Почему бы нам не попросить Мэгги сделать нам чашку чая, и мы сможем поговорить об этом.
Саманта любила Мэгги — их милую, добрую экономку, жившую в доме последние двадцать лет. Пожилая женщина укачивала ее по ночам, когда ее собственную мать нельзя было беспокоить, и вытирала слезы, когда какой-нибудь мальчик обижал ее.
Саманта с трудом сглотнула и твердо решила.
— Нам нечего обсуждать, мама. Я люблю тебя, но не хочу быть разменной монетой в бизнесе, и не выйду замуж за человека, которого не люблю.
— Не смеши меня, Саманта. Давай сядем и поговорим. Ты не можешь всерьез оставить все это.
— Моя жизнь предназначена для чего-то большего, чем это, — сказала она, охватывая все вокруг взмахом руки — показушный дом площадью в двенадцать тысяч квадратных футов, в котором они жили, и богатство, в котором она выросла, давали ей все самое лучшее.
— Отец прав. Ты не уйдешь далеко, и поймешь, какую огромную ошибку совершила, — сказала Кассандра, пытаясь заставить ее передумать.
Она грустно улыбнулась матери.
— Это шанс, которым я должна воспользоваться.
Она направилась в фойе, схватила сумочку от «Луи Виттона», которую оставила на столике у входа, и вышла через массивные двойные двери. С ключами от машины в руке она села в «Мазерати Гран Туризмо», подаренный родителями на двадцать пятый день рождения. Направляясь прочь от огромного поместья в Ривер Форест, мысли не оставляли ее, пока она не добралась до окраины Чикаго.
Зная, что это лишь вопрос времени, когда отец отследит ее машину, она остановилась на стоянке круглосуточного продуктового магазина.
При ней была небольшая сумма наличных, и неизвестно, сколько еще времени у нее будет доступ к кредитным картам, прежде чем их заблокируют. Она позвонила в таксомоторную компанию, вышла из машины, бросила ключи и сотовый под сиденье — так как отец мог отследить и его — и заперла дверь.
Через несколько минут к месту, где ждала Саманта, подъехало такси. За рулем сидела дружелюбная молодая девушка лет двадцати с небольшим, и она рассчитывала, что другая женщина найдет ей подходящее место, чтобы отпраздновать первую ночь свободы. Место, где никто не узнает ее, не осудит, и не будет ожидать, что она станет вести себя как хорошая девочка, какой была всегда.
— Меня зовут Энджи. — Девушка с дружелюбной улыбкой оглянулась через плечо на заднее сиденье. — Куда отвезти вас сегодня вечером?
— В ваш любимый бар в Чикаго.
Энджи удивленно подняла брови, увидев дизайнерскую сумочку Саманты и роскошный наряд.
— Вы в этом уверены? Мой любимый бар находится далеко от «Эйвери», — она имела в виду высококлассный лаундж, куда приходили богачи, чтобы пообщаться и остаться незамеченными. — Место, где тусуюсь я, несколько... грубовато, — сказала она со смехом.
Саманта усмехнулась.
— Именно на это я и рассчитываю.
Глава 2
Клэй Кинкейд бросил взгляд на женщину, сидящую в дальнем конце бара, и сразу же определил ее как «кексик» — термин, который одна из его барменш придумала для малопьющих, кто не мог справиться с выпивкой. Что, казалось, относилось к случаю потрясающе красивой блондинки, изучавшей пустой стакан перед собой.
С другой стороны, она могла быть кексиком и по другой причине. Она выглядела богатой, милой и декадентской, как неотразимое лакомство для гурманов, на которое, будучи маленьким мальчиком, он с тоской смотрел в городской пекарне. У него не было возможности попробовать эти сладости, но даже сейчас, в тридцать два года, он все еще помнил, как рот наполнялся слюной, и как всегда пустой желудок урчал и болел — пока владелица магазина не прогоняла его, потому что не хотела, чтобы отребье Кинкейд, незаконнорожденный ребенок шлюхи-наркоманки, отпугивал клиентов от ее высококлассной пекарни.
Эта женская версия кексика была так же соблазнительна, и его порочные мысли обратились к тому, чтобы откусить от нее восхитительный кусочек, и посмотреть, такая ли она сладкая, какой выглядит, а затем облизать ее нежную, сливочную кожу и развратить этот идеальный розовый ротик и соблазнительное тело, предназначенное для удовольствия и греха.
Его член дернулся от пронесшейся в голове фантазии, но на этом все. Лишь порочная фантазия. Женщина явно была не из этого района. С шелковистыми блестящими волосами, безупречным цветом лица и нитью мерцающего жемчуга на шее, она кричала о высшем классе и богатстве. Остальная ее одежда — бледно-розовая шелковая блузка и кремовые брюки — также являла прямой контраст с непринужденной атмосферой джинсов и футболок, окружавшей бар «У Кинкейда».
Он прошел за барную стойку, где Тара, последняя оставшаяся барменша, смешивала напиток. В десять сорок пять вечера воскресенья она позвала Клэя из кабинета, чтобы тот сменил ее на посту к одиннадцати. Поскольку это был самый тихий вечер недели, и «У Кинкейда» обычно оказывалось пустым к десяти часам, он не возражал закрыть его сам.
— Кто этот кексик в конце бара? — спросил Клэй Тару низким голосом.
— Понятия не имею, — пожала плечами Тара, наливая в стопку пол унции ликера «Калуа». — Никогда ее раньше здесь не видела.
Хорошенькая барменша с длинными темными волосами, экзотическими глазами и пирсингом над верхней губой представляла собой интригующее сочетание нежности и жесткости. Нежная, с огромным сердцем, но достаточно жесткая, чтобы справиться с любой херней, исходящей от мужчин. И учитывая то, насколько пьяными и необузданными иногда становились некоторые из посетителей мужского пола, то, что Тара знала законы улиц и при необходимости могла надрать зад любому, было одной из главных причин, по которой он ее нанял. Эта женщина была бесстрашна, как настоящий чертов бармен.
Прислонившись бедром к низкому прилавку, Клэй перевел взгляд на блондинку, подпиравшую рукой подбородок. Все ее тело было расслаблено, и даже с другого конца бара, он узнал стеклянный, ошеломленный взгляд, указывающий, что она на пути опьянения.
— Она приехала с кем-нибудь? — с любопытством спросил он.
Тара добавила в стопку столько же «Бэлиса».
— Нет. Она вошла одна.
— Она заблудилась? — это было единственное разумное объяснение.
— Не думаю, — ответила Тара, ее губы изогнулись в усмешке, когда она завершила напиток большим количеством взбитых сливок. — Она скользнула на барный стул, сказала, что хочет напиток с самым развратным названием в меню, и я сделала ей «Королевский трах». Она залпом выпила порцию, заказала еще две и велела мне продолжать, чем крепче и развратнее, тем лучше. После трех «Королевских трахов» она перешла на «Кричащий оргазм», «Медленный, приятный трах» и «Минет». Сейчас у нее на очереди «Глубокая глотка», — сказала она, поднимая сексуально откровенный напиток, который только что сделала.
Клэй не мог сдержать смех. Черт. Итак, у кексика под богатым фасадом скрывалось немного порочности. И, должен признать, он заинтригован и задавался вопросом, что привело ее в не столь благоприятную часть города, когда кто—то вроде нее должен потягивать Космополитен с подружками светскими львицами в безопасном, модном салоне на Лейкшор Драйв.
Тара принесла женщине напиток, затем прошлась по залу, чтобы убрать со столов и убедиться, что немногие оставшиеся посетители не захотят выпить еще до закрытия заведения. Клэй начал убирать бутылки с алкоголем, украдкой наблюдая за блондинкой, которая обмакнула язык в пену взбитых сливок, прежде чем обхватить губами край рюмки, запрокинула голову и заглотила его, как и предполагало название напитка.
Ох, чтоб меня…
Тихий стон вырвался из ее груди, когда она проглотила. Закончив, она медленно слизнула остатки взбитых сливок с уголка рта, ее ресницы наполовину опустились. Ее действия были такими простодушными и неопытными, но такими чертовски сексуальными, что это его завело и напомнило, что прошло слишком много времени с тех пор, как он занимался сексом.
Одно короткое сообщение женщине, с которой у него был секс по дружбе, могло легко изменить этот статус, но сначала он должен убедиться, что кексик благополучно покинула его заведение, а затем закрыть бар. Учитывая его реакцию на блондинку не из его лиги, ему определенно нужен жесткий, горячий трах.