Уставившись в темноте в потолок, она, наконец, придумала план. Слезы текли по щекам, потому что она знала, что должна сделать. Решение было нелегким, потому что она понимала, какими будут последствия. Но когда дело дойдет до того, чтобы убедиться, что Клэй в безопасности, она пожертвует собой, своей жизнью, своей свободой. Даже собственной мечтой. И она не обманывала себя, что слишком остро реагирует. Потому что, как только она попросит у отца денег, необходимых Клэю, ценой будет не только жизнь, за которую она так упорно боролась. Ценой будет отказ от самого Клэя. Об этом отец позаботится.
Прошло еще полчаса, когда она, наконец, услышала, как в квартиру вошел Клэй. Она ждала, что он направится в спальню, но этого не произошло. Она дала ему еще пятнадцать минут, прежде чем сбросить одеяло и взять дело в свои руки.
Очевидно, он снова ее избегает, но нравится ему это или нет, им нужно поговорить о том, что произошло в баре. Еще труднее сказать ему, что она собирается домой, что вызвало новый поток слез. Она не могла уехать, не сказав ему об этом, ведь он так ее оберегал. И, кроме того, он был к ней очень добр, поэтому она должна сказать ему правду о том, куда уезжает, если не может сказать причины. Нужные ему пятьдесят тысяч доставят после ее ухода, и они позволят ему вычеркнуть этого ужасного человека из своей жизни.
Она не могла поступить иначе. Если рассказать ему о деньгах сейчас, он воспротивиться. Такой гордый мужчина, как Клэй, не хотел бы, чтобы она его выручала. Она только надеялась, что когда он получит деньги, то поймет, что она сделала это, потому что его любила.
Не зажигая света в спальне, она тихо открыла дверь и оглядела гостиную. Все помещение было погружено во тьму, если не считать лунного света, проникавшего через кухонное окно и освещавшего фигуру Клэя. Он стоял спиной к ней, без футболки, в одних джинсах. Когда она бесшумно приблизилась, то увидела, что он положил руки на кухонную стойку и наклонил голову вперед, будто был измучен и побежден. Именно последнее чувство заставляло сердце испытывать за него боль.
Она придвинулась ближе, намереваясь обнять его сзади за талию, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким, но остановилась, увидев на его спине по меньшей мере две дюжины круглых шрамов, диаметром с карандаш. Ее охватил шок, и тогда она поняла, несмотря на все время, что они были вместе, и все время, когда он был без футболки, раньше она никогда не видела его обнаженной спины — очевидно, он намеренно ее скрывал, чтобы не пришлось объяснять, как получил эти ожоги, которые, как она подозревала, оставил кончик горящей сигареты.
Она протянула руку, чтобы коснуться его спины. В тот момент, когда кончики ее пальцев задели один из этих шрамов, он повернулся так быстро, что она задохнулась, и прежде чем смогла выдохнуть, сжал ее запястье своей сильной рукой. Выражение его лица было мрачным и свирепым, взгляд сверкал с такой дикой силой, будто он ее не узнавал. Он выглядел эмоционально измученным и сломленным. Этот обычно неустрашимый мужчина, такой сильный для всех остальных и никогда не проявлявший слабости, теперь выглядел уязвимым. И она хотела сделать все возможное, чтобы успокоить его страдания и боль.
— Клэй, — сказала она достаточно громко и твердо, чтобы вывести его из транса, в котором он пребывал. — Это я. Саманта.
Он моргнул в тусклом свете, его взгляд прояснился и сфокусировался на ее лице, в его чертах отразилось узнавание.
— Господи, — хрипло выругался он и отпустил ее руку, хотя хмурое выражение лица и напряжение не исчезли. — Какого черта ты не спишь?
— Я не могла, — сказала она, отказываясь отпрянуть от его резкого голоса. — Совсем как ты.
— Иди спать, Саманта, — сказал он хрипло.
Она с трудом сглотнула и осталась стоять на месте. После случившегося сегодня, воздвигнутые им стены были высотой в милю. И хотя она знала, что это не изменит ее решения уехать утром, она хотела, чтобы сейчас между ними ничего не стояло. Лишь раз. Она хотела, чтобы он доверил ей свою боль, все те ужасные вещи, через которые он прошел. Все те ужасные вещи, о которых он никогда не говорил, потому что воспоминания были слишком ужасны, чтобы их вынести.
Решимость придала ей смелости, и она вздернула подбородок, давая понять, что никуда не уйдет, пока он не расскажет.
— Расскажи мне, откуда у тебя эти шрамы на спине.
Он стиснул зубы от ее настойчивости, и в его взгляде вспыхнула искра ярости.
— Это не имеет значения.
Он искренне верил в это, но она хотела — нет, нуждалась — чтобы он знал, она заботится о нем. Сильно. И так будет всегда.
— Все в тебе имеет для меня значение, — сказала она, не в силах сдержать волнение, заставившее ее голос задрожать. — Включая то, как ты получил эти шрамы.
— Оставь это, Саманта, — мрачно предупредил он.
Более мудрая женщина сорвалась бы с места и убежала из кухни в спальню, но в Клэе не было ничего, чего бы она боялась, кроме того, что потеряет его, а это все равно должно случиться. Стоя в нескольких дюймах от нее, он походил на вулкан, готовый вот—вот взорваться и выпустить огненную бурю эмоциональной ярости.
Она инстинктивно знала, все эти годы подавляемые детские страдания пытались вырваться наружу, и когда сдерживаемая агония взорвется, это произойдет мощно и жестко.
Но, подобно гноящейся ране, он должен очиститься, прежде чем сможет исцелиться.
Поэтому она надавила чуть сильнее.
— Это был тот человек, что приходил сегодня? Он сделал тебе больно?
Клей сжал руки в кулаки, его дыхание участилось.
— Оставь. Это.
Она не могла, потому что это означало оставить его, со всей его болью.
— Тебе вовсе не обязательно держать все внутри себя, никому не открываясь.
Его взгляд был жестким и холодным.
— Мое прошлое темное, извращенное и уродливое, и последнее, что я хочу сделать, это вбить эти ужасные образы в твою голову, которых там быть не должно, — отрезал он, но внезапный жар в его глазах противоречил его резкому тону, заставляя ее дрожать от желания. — Оставь меня в покое, пока я не сделал то, о чем мы оба пожалеем.
Сексуальный подтекст в его тоне ясно давал понять, о чем он говорит. Несмотря на все попытки оттолкнуть, он, несомненно, ее хотел. И если единственным выходом для него будет физический контакт, то она даст ему разрешение использовать свое тело для удовлетворения эмоциональных потребностей.
— Я никогда не пожалею о том, что мы с тобой делали. Никогда, — сказала она, надеясь, что после ее ухода он еще долго будет помнить эти слова.
Прежде чем он успел сказать хоть слово, она смело сократила расстояние между ними, обвила руками его шею, прижимаясь к нему всем телом, и коснулась губами его губ.
Прикосновение их губ было всем, что потребовалось Клэю, чтобы прийти в себя. С хриплым гортанным стоном он поднял руки и схватил ее за волосы, и она обрадовалась легкому уколу боли. Он откинул ее голову назад и прижался губами к ее губам, полностью контролируя поцелуй, и она без проблем позволила ему взять инициативу в свои руки. Плотское, примитивное соитие витало вокруг него, и она отдалась бы всему, что он от нее хотел или в чем нуждался.
Мускулистым телом он прижал ее к ближайшему столу, глубоко проникая языком в ее рот, он опустошал ее, пока ее губы не распухли. Его грудь быстро поднималась и опускалась по мере того, как дыхание учащалось, а голод усиливался. Она прижалась к нему бедрами, тихий звук желания сорвался с ее губ, чувственная мольба о том, чтобы он удовлетворил боль, растущую и расширяющуюся внутри нее.
Отпустив ее волосы, он проник под ее длинную ночную рубашку и обхватил ее попку ладонями, приподнимая и прижимая ее лоно к огромной выпуклости, натянувшей ширинку джинсов. Она прильнула к нему в ответ, и его тело сотрясла сильнейшая дрожь. Он скользнул руками вниз по ее бедрам и поднял, чтобы она крепко обхватила ногами его талию.