Ее голубые глаза вспыхнули негодующим гневом, хотя Клэй не был уверен, в чем именно дело, учитывая, что она встречалась с этим парнем довольно долго. Не похоже, что чувак ей незнаком.
— Ты расстроена, что он женится на тебе из-за повышения и того, что твой отец оставит тебе компанию? — предположил он.
Она выпрямилась, ее красивые розовые губки раздраженно поджались.
— Нет, я в ярости из-за требования отца, чтобы я вышла замуж за нелюбимого человека!
— Требования? — мысль показалась ему настолько архаичной, что он не мог понять, драматизирует она или нет.
— Да, требования. То есть, он не дает мне выбора в этом вопросе, ожидая, что я подчинюсь его желаниям и сделаю то, что мне говорят, — сказала она, упрямо выпятив подбородок. — Быть дочерью Конрада Джеймисона — значит иметь определенные обязательства, и одно из них — брак по расчету, частью которого я не желаю быть.
Ее грудь вздымалась от разочарования, и Клэй не мог отвести взгляд от легкого трепета обнаженных грудей под футболкой. У нее были великолепные груди, большие и достаточно полные, чтобы сжать их руками или обхватить его толстый член, когда он будет скользить между их мягкой плотью. Да, он провел большую часть прошлой ночи, ворочаясь на диване, фантазируя обо всех грязных, развратных позах, в которых он хотел бы ее трахнуть. То, какими ее соски будут на вкус, ощущение ее длинных, великолепных ног, сжимающих его бедра, когда она кончит с нежным, сладким стоном…
— Я никому не позволю диктовать, с кем мне провести остаток жизни, — сказала она, прогоняя отвлекающие мысли из головы Клэя. — Особенно отцу.
Он заставил себя не отрывать взгляда от ее лица.
— Значит, ты сбежала из дома? — сказал он легким и дразнящим тоном.
— Да, — сказала она, внезапно показавшись побежденной. — Мне двадцать шесть, и это звучит так... по-детски. И все же это на сто процентов точно. — Вздохнув, она провела пальцами по волнистым волосам и поморщилась, когда они зацепились за все еще спутанные пряди. — Стыдно признаваться, что я во всем полагалась на родителей. — Она не встречалась с ним взглядом. — Честно говоря, мне давно следовало уйти, и мне ненавистно, что я позволяла им так долго управлять своей жизнью.
Его кофе остыл, и он рассеянно провел пальцем по краю кружки.
— Итак, теперь, когда ты покинула дом, что собираешься делать?
— У меня не было другого плана, кроме побега, — призналась она и прикусила нижнюю губу, встретившись с ним серьезным взглядом. — И сейчас нет. Понимаю, это больше, чем я имею право просить... но могу ли я остаться здесь, пока не разберусь во всем? — быстро спросила она. — Я не буду тебе мешать. Я могу спать на диване, и, клянусь, ты даже не будешь знать, что я рядом.
Ох, черт, нет. Эта женщина уже разрушила его самообладание. Он не мог представить, как она ворвется в эту крошечную квартирку, наполнит ее своим ароматом, будет принимать душ, искушая его одним своим присутствием.
Но прежде чем он успел отвергнуть ее идею, она быстро продолжила:
— Отец меня заблокировал. Полностью. У меня нет денег, негде остановиться, и я даже не могу заплатить за номер в отеле или еду. — Она смущенно поморщилась. — Очевидно, прошлым вечером я продумала не все, но не жалею, что ушла из дома, и полна решимости вести себя самостоятельно. Я могу работать в твоем баре, заработать немного денег, пока не накоплю достаточно, чтобы подыскать себе квартиру, что не займет много времени. Пожалуйста?
Она подняла к нему свои большие глаза.
Она что, мать ее, издевается? Нет, взгляд широко распахнутых голубых глаз был абсолютно серьезен и чертовски решителен. Часть его восхищалась ее стойкостью, но один взгляд на ее идеально ухоженные ногти и нежную кожу рук, и он понял, она последний человек, которого бы он нанял на работу в бар. Через несколько часов кожа ее рук станет сухой и потрескавшейся, ногти обломаются, а ноги завопят о помощи.
Она стала бы увлекательной новостью для всех постоянных клиентов, и с этими волнистыми светлыми волосами, большими, простодушными голубыми глазами и убийственными изгибами, она представляла бы собой серьезное отвлечение для каждого мужчины, входящего в бар. Как новая девушка, она окажется в центре внимания грубых словечек и смелых, уверенных рук, которые без колебаний проверят ее пределы.
Молодежь «У Кинкейда» была шумной, болтливой, и после нескольких лишних рюмок превращалась в придурков, которым было плевать, что Клэя придерживается политики «руки прочь», когда дело касалось женщин, которые работали на него. Тара и другие официантки в баре могли справиться с более агрессивными приставаниями. Но Саманта? Она была бы как свежее, вкусное мясо в аквариуме, полном голодных акул. Она ни за что не выживет.
Ей действительно нужно отправляться домой.
— Саманта, не думаю...
— Клэй, прошу, — прервала она его, прежде чем он успел сказать «нет», ее голос был таким же ласковым и умоляющим, как и выражение глаз. — Мне просто нужен кто—то, кто даст мне шанс проявить себя.
И она просила, чтобы этим кем-то стал он.
Он провел рукой по лицу и по напряженной челюсти. Ее слова эхом отозвались в прошлом Клэя, поразив туда, где он был наиболее эмоционально восприимчив. «Прошу, Джерри, просто дай мне шанс показать, какой я работяга», — умолял Клэй—подросток. — «Клянусь, ты не пожалеешь».
Джерри дал ему этот шанс, поверил в него — незаконнорожденного ребенка известной шлюхи — когда никто другой не верил. И этот единственный добрый жест полностью изменил жизнь Клэя и его братьев.
Он не верил, что работа в баре изменит жизнь Саманты таким же образом, но понимал, как трудно просить кого—то о помощи, когда ты в самом низу. А для Саманты это было дно.
Интуиция подсказывала ему, что он совершает огромную ошибку, помогая этой женщине, но, учитывая ее решительность, он не сомневался, что если заставит ее уйти, она попытается найти какую-нибудь работу в другом месте, и неизвестно, кто ею воспользоваться. И где она будет жить без денег и кредитных карточек? Без телефона и машины? Кто позаботится о том, чтобы она оставалась в безопасности в этом суровом районе города?
Черт. Его проклятая совесть не позволит прогнать ее и оставить на произвол судьбы. Такая женщина, как она, выросшая в роскоши, не проводила юность, оттачивая инстинкты выживания, как он и два его младших брата. Она была слишком уязвима, слишком беззащитна и слишком доверчива. А в мире чересчур много людей, которые, не задумываясь, воспользуются ее наивностью.
Он собирался позволить ей жить в своей квартире и работать в баре только для того, чтобы следить за ее безопасностью. Он не сомневался, в таком окружении Саманта долго не протянет. Может, несколько дней, за которые она поймет, что такая жизнь жестока и непривлекательна, что зарабатывать тяжело и утомительно, и выйти замуж за богатого генерального директора своего социального круга — по любви или нет — это, в конце концов, именно то, чего ей хочется. Она быстро обнаружит, что на другом конце города трава не зеленее, и будет счастлива вернуться к богатой жизни.
— Хорошо, — спокойно сказал он, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. — Считай, что тебя наняли официанткой в бар. Начинаешь сегодня. И можешь остаться здесь, пока не накопишь достаточно, чтобы найти себе жилье.
Он посмотрел на ее футболку, которая напомнила ему, что ее грязный шелковый топ и брюки все еще были на его стиральной машинке, потому что бирка на них указывала только сухую чистку. Для работы ей понадобится практичная одежда, джинсы и удобная обувь, так как она будет проводить на ногах много времени.
— Я позвоню лучшей подруге брата, Катрине, и она отвезет тебя за одеждой и туалетными принадлежностями.
Благодарность, сияющая в ее глазах, была безошибочной.
— Я верну тебе деньги. За все.
Он не беспокоился о возмещении. Благодаря Джерри у него было больше денег, чем он когда—либо тратил в своей жизни. Его единственной заботой было заставить Саманту работать, потому что чем скорее она испытает тяжелый труд, тем скорее вернется домой, а его жизнь вернется в нормальное русло. Что также положит конец ее очарованию.