Решив, что они закончили, он встал, схватил кружку с кофе и пошел на кухню. Он слышал, как она идет за ним, ступая босыми ногами по деревянному полу. Она поставила тарелку и чашку в раковину и повернулась к нему лицом. Сделала осторожный шаг вперед, ее язык нервно облизнул нижнюю губу, и влечение и сексуальное напряжение, которые ему удавалось сдерживать все утро, вспыхнули вновь.
Восхищение в ее взгляде исчезло, сменившись женским любопытством и чем-то гораздо более соблазнительным. Даже дерзким. Он стоял неподвижно, не зная, что она пытается сделать, но ему не пришлось долго ждать, чтобы выяснить это. Она положила руки ему на грудь, и даже сквозь мягкий хлопок его футболки, ее прикосновение было теплым и гораздо более уверенным, чем должно было быть.
Его наполнили предвкушение и жар, делая способность мыслить разумно почти невыполнимой, когда тело отвечало на ее медленное, утонченное соблазнение. Опасная ноющая боль свернулась в клубок в паху, и если она придвинется ближе, то познакомится с его напрягшимся членом.
Ее глаза удерживали его, она встала на цыпочки, и ее губы, менее чем в дюйме от его губ, прошептали: «Спасибо, Клэй», — перед тем, как коснуться его легким поцелуем.
Глава 4
Клэй сжал руки в кулаки. Он не мог заставить себя пошевелиться, когда Саманта постепенно увеличивала давление губ, ее благодарность перешла во что-то более чувственное и интимное. Поцелуй был теплым, мягким и, несомненно, настойчивым, и у нее вырвался страстный вздох, когда она провела языком по его верхней губе. Дразня. Мучая. И испытывая его сдержанность подобным образом, что было глупо и опасно с таким мужчиной, как он.
Мужчиной, который не действовал нежно, медленно или мило, когда дело касалось женщин.
Не обращая внимания на внезапное напряжение, пробежавшее по его телу, она скользнула руками вверх по его груди и обняла за шею, прижимаясь к нему. Жар ее упругих грудей и тугих сосков проникал сквозь ткань их футболок. Желание внутри него росло, терзая самообладание. Она понятия не имела, насколько он близок к тому, чтобы утолить голод, мучивший его с прошлой ночи.
Он коснулся руками ее талии, намереваясь оттолкнуть и положить конец этому безумию, чтобы установить некоторые границы, но плутовка прикусила его нижнюю губу и игриво потянула зубами. Ох, к черту…
Это стало последней каплей, переполнившей чашу его самообладания, высвободив внутреннего зверя. Эгоистичного ублюдка, которым он и являлся. Клэй не собирался отказываться от предлагаемого ею удовольствия. Прошлой ночью ее кокетливые ужимки были вызваны воздействием алкоголя. Сегодня утром она была трезва как стеклышко и точно знала, что делает. И поскольку это был его единственный шанс попробовать ее на вкус, он не собирался сдерживаться. Она испытает на себе доминирующую, агрессивную сторону Клэя, и он уверен, этого будет достаточно, чтобы пробудить в ней здравый смысл и показать Саманте, что ее утонченность не идет ни в какое сравнение его грубому сексуальному аппетиту.
Подняв руки, он погрузил их в ее волосы, сжимая пряди, удерживая их так, как ему хочется, отчего ее голова откинулась назад. Она испуганно ахнула, встретившись с ним взглядом, но не с настороженностью или паникой, как он ожидал, а со вспышкой возбуждения, от которой кровь закипела в жилах. Она являла собой такое гребаное противоречие, такую наивность и доверчивость, в некотором смысле, но такую смелость и бесстрашие, когда дело касалось его. Сочетание, вызывающее похоть.
Прежде чем успеть себя отговорить, он прижался губами к ее губам. Поцелуй был горячим, жестким и требовательным, его язык проник глубоко внутрь, порабощая и поглощая. Она застонала и обхватила руками его бицепсы, словно ей нужно было за что—то держаться, в то время как он продолжал удерживать ее рот в своей власти и наслаждался сочным, декадентским ароматом.
На вкус она была как кекс, которым он ее прозвал. Таким вкусным, что ему захотелось ее съесть. Таким сладким, что он не мог насытиться, сколько бы ни погружался в поцелуй. Он пылал из--за нее. Она из-за него трепетала. Член под ширинкой джинсов пульсировал от мучительной потребности, похоть, обильной и плотной пеленой, затуманивала мозг.
Не отрываясь от ее губ, он повел ее назад, пока она не уперлась попкой о край стола, за которым они только что сидели. Его руки опустились на ее бедра, и, слегка приподняв, усадили на плоскую поверхность. Тяжело дыша в ее приоткрытые губы, он широко раздвинул ее ноги и втиснулся между ними, так что его твердая эрекция оказалась у ее трусиков. Даже сквозь джинсы он чувствовал ее тепло и влажность, и это сводило его с ума.
Он засунул язык глубоко в ее рот, соответствуя трению члена о ее лоно. Она всхлипнула и бесстыдно обхватила бедрами его талию. Ее нежные руки пробрались под его футболку, скользнули по животу и продолжили подниматься к груди, пока пальцы не достигли сосков и не потянули за тугие, чувствительные пики.
Он застонал и вздрогнул. Член пульсировал почти болезненно, и он сжать челюсти от натиска, нахлынувшего на него неумолимого жара.
Какого черта он делает? Если бы она была любой другой женщиной, он бы уже оказался глубоко внутри нее, доводя их обоих до умопомрачительного оргазма. Но интуитивно он знал, что Саманту Джеймисон нельзя бездумно и небрежно трахнуть и уйти после этого. Она хорошо воспитана, утонченная и, вероятно, не выходила за рамки традиционной миссионерской позы. Он был грубым и любил, когда горячо, потно и грязно.
Он дернулся назад, так что между ними образовалось несколько дюймов пространства и более чем достаточно места, чтобы положить конец их очень близкому промаху. Она посмотрела на него, ее губы были влажными и распухшими от его поцелуя, лицо пылало от желания, а взгляд был полон радости и надежды на многое, многое другое.
Этого не должно случиться.
— Ты играешь с самым горячим огнем на свете, Кексик, — сказал он, и в его голосе безошибочно прозвучало предупреждение.
Ее подбородок слегка приподнялся, а уголок рта изогнулся в бесстыдной улыбке.
— Кажется, несколько минут назад ты не возражал.
Иисус, гребаный, Христос. Ему хотелось сделать грязные вещи с ее дерзким ртом, хотелось показать, как он обращается с бесстыдными женщинами в спальне. Сопротивляться порыву требовало усилий — потому что одно только представление о том, как ее голая задница трепещет от прикосновения его руки, делало его тверже камня, но он сумел сосредоточиться на том, чтобы провести между ними грани. И единственный известный ему способ сделать это — быть достаточно грубым, шокировать ее чувства представительницы привилегированного класса.
Упершись руками в стол по обе стороны от ее бедер, он наклонился ближе и бросил на нее свой лучший устрашающий взгляд.
— Я не джентльмен, Саманта, — резко сказал он. — Я не делаю ничего нежного и милого. Мне нравится контроль и трахать так сильно и глубоко, что ты будешь кричать и испытывать боль на следующий день. Я бы хотел, чтобы ты стояла на коленях, я сжимал бы руками твои волосы, пока ты сосешь мой член, а потом я бы нагнул тебя над столом, широко раздвинул твои ноги и трахал бы тебя снова и снова.
Это определенно привлекло ее внимание, но не так, как он надеялся. Ее глаза расширились, дыхание стало глубже, и она облизнула губы так, что он понял, она проигрывает все эти развратные сценарии в голове.
— Что... что если это то, чего я хочу? — тихо спросила она.
Мышцы его живота напряглись, он медленно и глубоко вздохнул и снова выпрямился.
— Этого не случится. — Он должен быть достаточно умен ради них обоих. — Если ты собираешься остаться здесь, мы должны установить некоторые правила.
Она нахмурилась и отпрянула назад, давая понять, что он задел ее за живое.
— Мне двадцать шесть, и меня всю жизнь учили тому, что мне делать. С меня хватит правил, Клэй. Мне надоело быть хорошей девочкой, когда женщина внутри меня хочет испытывать возбуждение и страсть, и мужчину, который может показать ей и то, и другое.