Лукас сматывает веревку, затем садится за руль. Ланселот радостно лает и запрыгивает на капитанское кресло, прижимаясь к Лукасу.
Они оба расслаблены. Это помогает мне ослабить свою когтистую хватку на сумке и успокоиться после короткого ментального виража.
Он ведет нас по озеру без особых усилий, выглядя совершенно по-домашнему. Как только мы огибаем эллинг и выходим на более глубокую воду в нескольких футах от берега и причала, Лукас открывает мотор, и мы летим по воде.
Неловкий скрип вырывается у меня от резкой скорости, и я вцепляюсь в кожаное сиденье. Передняя часть лодки рассекает гладкую поверхность воды, пока Лукас везет нас все дальше от своего дома и я смотрю, как развеваются его волосы.
Озеро огромное, гораздо больше, чем я поняла, глядя на карты Google. В берегах есть углубления, поскольку все озеро огибает часть горы.
Беспокойство, обрушившееся на меня, уходит постепенно, пока красота озера не погружает меня в гипнотическое удивление.
Когда Лукас замедляет ход, и я уже не боюсь выпасть из лодки, и достаю фотоаппарат. Некоторое время мы оба молчим, пока я делаю снимки. Озеро становится еще прекраснее из центра.
В центре озера Лукас заглушает мотор и садится рядом со мной. У меня в видеоискателе есть ястреб, который отслеживает его дугу в ярком небе. После спуска затвора я откидываюсь на сиденье и любуюсь пейзажем.
— Здесь очень красиво.
— Да.
— Должно быть, было приятно расти с таким задним двором.
Лукас хмыкает, рассеянно играя с моими волосами. Ланселот запрыгивает на скамейку, устраивается между нами и я глажу Ланселота по ушам, пока Лукас протягивает руку за мной.
Здесь все в нем словно растворяется в безмятежном состоянии. Его ноги раздвигаются, а лицо теряет напряжение. Я не замечала, что оно задерживается по краям его рта и в уголках глаз, пока не спадает, думаю, что это озеро может быть его счастливым местом.
Здесь, втроем, гораздо спокойнее, чем на вечеринке в его доме. Мои непостоянные демоны — воспоминания, которые преследуют меня — отступают в тень моего разума.
Мы сидим в удивительно комфортной тишине, природа окружает нас, птицы щебечут на деревьях, рыбы и лягушки плавают в воде, далекий койот зовет приближающиеся сумерки.
Лукас запускает пальцы в мои волосы, и мои веки трепещут, когда он расчесывает пряди, массируя кожу головы.
— Что ты будешь делать после школы?
Вопрос выводит меня из мирного транса.
— Колледж. В области фотографии есть разные степени, но я не знаю, на чем хочу сосредоточиться. Мне нравятся пейзажи и спокойствие ожидания момента.
Лукас хмыкает в знак признательности, возвращая свою руку к моим волосам. Еще больше мыслей проносятся перед тем, как я решаю, можно ли ему об этом сказать или нет.
— Мне также нравится фотографировать людей, но я не думаю, что хочу ими режиссировать — модные и студийные портреты мне не по душе. Мне нравится наблюдать и выжидать нужный момент... нужную эмоцию.
— Значит, ты пробуешь кучу разных вещей, чтобы найти то, что покажется тебе правильным выбором?
Я пожимаю плечами. — Думаю, да. Было бы здорово пройти практику в новостном издании, чтобы освещать марши и протесты, или, может быть, я смогу наладить контакт с местными фотографами дикой природы. Кто знает, может, в итоге я буду снимать для NatGeo.
Я смеюсь над своими амбициями.
— Или так, или ты можешь стать сезонным фотографом для Санты в торговом центре.
Я ударяю Лукаса в грудь без всякого тепла. Он выхватывает мою руку и подносит ее к губам.
— Боже, надеюсь, что нет. В торговом центре рядом с моим старым домом в Колорадо-Спрингс фотографов заставляют одеваться как эльфов.
— Спорим, ты будешь выглядеть мило в красно-белых полосатых колготках.
Лукас ухмыляется и пробегает глазами по мне и я отталкиваю его, он обхватывает меня руками за плечи, чтобы прижать ближе, пока возится с моими волосами.
— Ты всегда фотографировала?
Лукас на мгновение затягивает руку в мои волосы после вопроса, а затем отпускает ее с напряженным выдохом.
— Ну, не всегда. Мне нравилось фотографировать с самого детства. Однажды родители подарили мне игрушечный одноразовый фотоаппарат, — объясняю я, качая головой с кривой улыбкой при воспоминании об абстрактных снимках, которые попадались мне на глаза, когда я собирала вещи в своей комнате, готовясь к переезду. — Но более серьезно я занялась этим только в последние пару лет. Это было не то, о чем я задумывалась, кроме приложения камеры на телефоне во время семейных отпусков или селфи. А потом...
Я прервалась на секунду, не готовая полностью признаться ему, насколько исцеляющей оказалась для меня фотография после Мэтта и той вечеринки. Фотография позволила мне отстраниться от ситуации и в то же время пережить ее. Я могу запечатлеть происходящее, не будучи вовлеченной в него.
Это надежный барьер между мной и окружающим миром.
Поковырявшись в молнии на куртке, я продолжаю. — Я больше понимаю, почему люди любят это делать и предпочитаю смотреть со стороны.
Пока у меня в руках камера, я буду счастлива.
Я бросаю взгляд на Лукаса. Его выражение лица замкнуто и непостижимо, но я различаю вспышку боли в его глазах.
— А что насчет тебя? Полагаю, ты собираешься делать себе имя в футболе. — Я похлопываю фотоаппаратом по подушке рядом с собой. — Ты хорошо выглядишь. С точки зрения фотографа.
Лукас не отвечает. Его челюсть работает, он открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но потом выдыхает и взъерошивает волосы. Он не так откровенен о своих будущих устремлениях, как я.
— Да. Мы с папой скоро отправимся в путешествие, чтобы посетить Университет Юты и Университет Вашингтона. Он говорит, что хочет для меня самого лучшего.
— Круто.
Лукас поднимает бровь и смотрит на меня краем глаза. — У них впечатляющие футбольные программы—.
— ...Круто?
Его недоуменное выражение лица заставляет меня расхохотаться. Я быстро теряю контроль над ним, задыхаясь от спазмов в мышцах моего желудка, мой смех эхом разносится по спокойной глади озера и отражается в верхушках деревьев.
Она резко обрывается, когда Лукас наклоняется и целует меня. Он прижимается к моему лицу, большим пальцем проводит по щеке, а его губы скользят по моим. Я обхватываю его шею руками и приоткрываю губы, чтобы он провел по ним языком.
В отличие от других наших поцелуев, которые обжигают землю, как лесной пожар, этот светится, как теплый уголек.
Как будто он пытается сказать этим поцелуем что-то, что не может выразить словами.
Ланселот лает, прерывая нас, положив свои маленькие лапы мне на бедро.
— О, ты тоже хочешь немного любви? — спрашиваю я, отстранившись от Лукаса.
Я глажу Ланселота, пока Лукас что-то бормочет. Все, что я улавливаю, это шутки и ревность, когда он трет свой рот.
— Может, пойдем обратно? — предлагаю я. — Уже совсем стемнело.
Часть меня сомневается, стоит ли так скоро отказываться от этой стороны Лукаса. Здесь он... другой. Так вот кто он на самом деле под жестоким ублюдком и самоуверенным квотербеком?
— Ты боишься темноты, милая? — Лукас прошептал этот вопрос мне на ухо, взбудоражив мои внутренности. — Я покажу тебе свет. Ты не должна волноваться.
— Я не боюсь.
Я чувствую, как изгиб рта Лукаса тянется к моей мочке уха. Его голос опускается ниже, и меня пробирает дрожь, когда он говорит: — Значит, я недостаточно стараюсь.
19
ЛУКАС
Когда я проходила мимо компьютерного класса после последнего звонка, я увидел одинокую Джемму, очерченную в искусственном сиянии компьютера. Отлично, я как раз собирался написать ей сообщение.
Я направляюсь и забегаю в лабораторию. Увеличенные фотографии заполняют экран в программе редактирования, должно быть, она работает над заданием.