Она выглядит моей.
Волна чувства собственничества, захлестнувшая меня, — неудержимая сила.
— Черт, — простонал я. — Иди сюда.
Я хватаю ее за запястье и тяну вниз, чтобы усадить к себе на колени. Она приземляется с тихим «ой», раскинув ноги по обе стороны от моего тела.
Аптечка падает на пол рядом с нами, но никто из нас не двигается, чтобы взять ее. Мы слишком поглощены друг другом.
В моей груди нарастает гул. Я хочу сделать все сразу — поцеловать ее, провести руками по бокам боксеров, трахнуть ее.
— Лукас, — шепчет она после напряженного ритма.
Я знаю, она чувствует, как я напряжен. Мне нравится легкий румянец, который ползет по ее шее.
— Теперь ты не сможешь сбежать, милая. Я запру тебя в своей башне.
Ресницы Джеммы трепещут, когда я толкаю в нее свой член. Я вхожу снова, когда она не протестует, жадно скольжу ладонями по всему телу, обхватывая ее сиськи через футболку. Я вдыхаю ее теплую кожу, испытывая прилив возбуждения от того, что она так хорошо пахнет моим запахом на ее теле.
На нас опускается тишина, окутывая комнату. Сильный гнев и страх, которые я испытывал в течение последнего часа, в сочетании с тем душем с ней, привели меня в состояние пьянящего возбуждения.
Мы двигаемся медленно, бедра покачиваются время от времени. Я провожу пальцами по ее ногам и зарываюсь в ее шею. Джемма издает хриплый полустон, когда я направляю ее бедра вниз, чтобы встретиться с твердым гребнем моего члена через тонкий барьер одежды. Я удерживаю ее там и трусь о ее клитор.
Ее рот открывается, и я наклоняюсь, чтобы поймать его.
Когда она запускает пальцы в мои влажные волосы, я чувствую, что она отдается мне.
Мы прижимаемся друг к другу и целуемся небрежными поцелуями. Это медленное развитие событий, которое сводит меня с ума.
Мир может разлететься на куски за дверью, а я не остановлюсь или мне будет все равно, лишь бы мы продолжали.
Мои руки сжимают ее задницу, когда я прижимаюсь к ней. Джемма вздрагивает надо мной. Она близка к тому, чтобы кончить от этого. Черт, я тоже. Она сводит меня с ума. Я ухмыляюсь ей в рот.
Будь моей, думаю я.
— Если мы будем продолжать в том же духе, нам понадобится второй душ, или я стяну эти боксеры в сторону и проникну в твою мокрую киску.
Джемма замирает. Она молчит долгую минуту, пока я целую ее челюсть.
— Не надо, — дышит Джемма.
Из меня вырывается рык. — Что?
Почему она все еще говорит «нет»?
Мой член пульсирует, когда она бьется об меня, ее тело ищет разрядки, в которой она себе отказывает. Я стискиваю зубы и крепче сжимаю ее бедра, сильнее вдавливая свой член в Джемму. Она стонет, задыхаясь на моей шее.
— Пожалуйста. Я хочу остановиться.
Тяжелое напряжение, окутывающее комнату, становится удушающим, и мы оба сидим, тяжело дыша. Я сбрасываю ее со своих колен, и она падает рядом со мной на пол, я переползаю через нее, закрывая ее своим телом.
Рот Джеммы сжимается в уголках.
По моему позвоночнику скользит лед. Она все еще думает, что я какой-то гребаный насильник. Это ясно написано на ее лице: она думает, что я проигнорирую ее и все равно возьму то, что хочу.
Это не я.
Она вздрагивает, когда я двигаюсь, как будто ожидает худшего. Я смотрю на нее, хватая аптечку.
— Покажи мне свои ладони.
Джемма моргает, на ее лице появляется тень замешательства. — Ты не...?
Все мое лицо искажается, а ногти впиваются в ковер.
— Нет, блядь, нет, Джемма! Господи!
Грудь Джеммы вздымается, ее губы подрагивают. На ее лице на секунду промелькнуло сожаление. Она поворачивает голову в сторону, не в силах смотреть на меня, когда я сажусь на нее и ухаживаю за ее ранеными руками. Это комичное зрелище с моим ноющим членом, обтягивающим трусы. Я наношу мазь и поднимаюсь на ноги.
Одеваюсь, не обращая внимания, и в итоге оказываюсь в паре серых треников и старой футболке Национального парка Скалистых гор.
Ничего больше не сказав, я выхожу из комнаты. Дверь захлопывается за мной, когда я задвигаю ее и стою в коридоре, разминая руки.
Почему она все еще думает обо мне самое плохое? Разве я не спас ее чертову жизнь сегодня вечером?
Я вишу в коридоре, ожидая, пока моя эрекция пройдет. Наверху доносятся дикие звуки веселящихся людей.
Прижимаю ладони к дверной раме и, повесив голову, слушаю, как Джемма шуршит по комнате. Когда все стихает, я предполагаю, что она забралась в мою кровать, чтобы лечь спать.
2 3
ДЖЕММА
Когда я просыпаюсь от того, что солнце проглядывает сквозь ветви деревьев за окном, становится тепло.
Голова на секунду плывет, и я борюсь с дезориентацией, обнаружив, что нахожусь в чужой кровати и в чужой комнате. Полка с футбольными трофеями заставляет меня в спешке вспомнить прошлую ночь. Я втягиваю воздух и плюхаюсь на синие простыни.
Все мои мышцы дергаются в знак протеста.
Солнце ярко светит, выглядывая из-за горизонта, а грозовые тучи ушли в ночь.
Ланселот свернулся калачиком у моего бедра и храпит. Улыбка вырывается на свободу, когда я тянусь погладить его по спине. Он потягивается и снова засыпает.
Другая сторона кровати теплая и неухоженная, но пустая. На краю кровати висит выброшенная футболка Rocky Mountain State Park.
Я прикусываю губу, помню, как проснулась в какой-то момент, когда было еще темно. Не знаю, был ли это один из тех снов, которые кажутся реальными или нет, но сильные руки окружили меня, прижимая к твердой голой груди.
Лукас спал со мной?
На мне все еще все, что он дал мне прошлой ночью. Я скольжу ногами по мягким простыням и тревожу зубами губы.
В моем теле все еще что-то колючее. Это беспокойство, которое ищет удовлетворения. Даже простыни на моей коже приятны.
Прошлой ночью было много всего.
Я не знаю, что заставило меня остановиться. В тот момент мне было хорошо. Глубокая потребность поселилась в моем нутре, и я хотела поддаться ей, но когда Лукас озвучил это... я не знаю, это было похоже на то, как если бы мы снова попали в бурю, когда на нас обрушился дождь.
Ланселот ворчит, когда я встаю с кровати.
— Я бы обнималась с тобой весь день, если бы могла, дружище. — Я вытягиваю руки над головой, и мой позвоночник выпрямляется с удовлетворительным хлопком. В моем теле задерживается нежная боль. На самом деле я спала очень хорошо для такой безумной ночи. Кровать действительно удобная и я могла бы спать и дольше, но не здесь. — Мне пора домой.
На минуту замираю на краю кровати. Моей одежды нет на полу в ванной, я вижу голую плитку через открытую дверь и не знаю, стоит ли мне спускаться вниз в том, что на мне есть, или попытаться найти что-то другое.
Мое внимание привлекает зеркало в другом конце комнаты. Я решаю, что, черт возьми, да, мне нужно больше одежды прямо сейчас. Боже, я даже не хочу думать о том, как я выгляжу в безразмерной футболке и боксерах Лукаса.
Мало того, на моих бедрах и руках видны легкие синяки.
Мои ладони все еще красные, но уже не так болят, как вчера вечером, когда царапины были свежими. Я не знаю, какие из синяков — от попытки перелезть через поваленное дерево или от того, что Лукас впился пальцами в мою кожу.
Пока я ищу, что надеть, я осматриваю его комнату. Она такая же большая, как главная спальня в моем доме, с кедровыми акцентами и в деревенском горном стиле. Деревянные полы в основном покрыты большим серо-голубым плюшевым ковром, а под большим окном стоит скамейка, на которой лежит несколько книг.
Рядом с окном, под полками с трофеями, стоит письменный стол. Там лежит несколько блокнотов для набросков. Я наклоняюсь, чтобы поближе рассмотреть снимки Instax, прикрепленные к пробковой доске. На одном из них Лукас на своей лодке с Девлином и Коннором, Бишопом. Есть и несколько других — Лукас и Ланселот на вершине во время похода, Лукас и Марисса в спортивной форме на пляже у озера.