— Ты видел последние отчеты. Почти во всех линиях, выведенных на Толарии, накапливаются нежелательные отклонения. И происходит это из-за того, что начальные стадии роста проходят в ускоренном времени. Мы можем помочь отдельным личностям, но они уже никогда не станут родоначальниками линии, способной дать наследника. Достаточно жизнеспособное потомство дают только те образцы, у которых все развитие прошло в реальном времени, но и на них слишком сильно влияет голубая мана Толарии. Мы зашли в тупик, Баррин. Опытные данные, накопленные Гатхой, помогут мне начать заново и наверстать потерянное время.
Маг медленно поднялся на ноги. Его трясло. Линии, выведенные на Толарии? Урза не стал бы без причин тратить слова на подобное уточнение. В горле застрял тугой ком. Баррин едва сумел вытолкнуть из себя хриплый шепот:
— Сколько? — спросил он. — Сколько линий существует за пределами острова?
— Не так уж много, — легко ответил Урза. — Все в том же роде, что и здесь. Доминарианцы, выращенные в областях, насыщенных белой маной, с примесью транского генетического материала. — Мироходец нахмурился. — У меня тоже первые поколения были устойчивее последующих, но отклонения накапливаются не так быстро, как на Толарии, — вероятно, за счет воздействия белой маны.
Уже второй раз выясняется, что Урза затевает что-то независимо от академии. Баррин бессильно опустился в кресло.
— Почему ты мне не рассказывал?
Мироходец передернул плечами:
— У тебя и так довольно забот, а моя работа никак не связана с программой академии. Помнишь, меня с самого начала беспокоило использование маны Толарии для повышения приспособляемости материковых образцов, а когда работы Тимейна…
— Хватит, Урза. — Баррин вскинул руки, признавая свое поражение. — Достаточно.
Он потер переносицу. В висках все сильнее билась боль. Кажется, много лет назад было время, когда он надеялся прожить простую человеческую жизнь. Он вовсе не мечтал ни о бессмертии, ни о власти над множеством живых существ. И никак не думал безнадежно запутаться в сетях, которые Урза готовит для фирексийцев.
Теперь поздно угрожать даже отставкой. Мироходца вряд ли удастся переубедить, и уж подавно никто не сумеет его удержать. Баррину остается только в меру сил смягчить разрушительные побочные последствия. Волей-неволей, маг оказался в ответе за многих, и в первую очередь за жизнь своей жены и детей, на появление которых Баррин очень надеялся.
— Ты вел записи независимых экспериментов? — спросил он и тут же возненавидел себя за этот вопрос.
Урза заметно смутился, но все же кивнул:
— Разумеется, и я позаботился чтобы если со мной что-нибудь случится, все данные попали в твои руки.
— Я хочу видеть их сейчас, — потребовал Баррин. — Ими займется Тимейн. Знаю, он не магистр, даже не куратор, но он один из лучших — и уж точно самый разумный из наших сотрудников. — Маг и сам чувствовал, как безнадежно и беспомощно звучит его голос. — Я подключу к работе всю академию, Урза. Надо свести воедино все данные: наши, твои и… — с нескрываемым отвращением он закончил: — Добытые Гатхой. Я сделаю все, что смогу.
— Никогда не сомневался в тебе, Баррин. — Урза встал. — Для этой работы мне не найти человека лучше тебя.
Уже уходя, он добавил:
— Пойди домой, отдохни. Побудь с женой.
С последними словами мироходец скрылся, шагнув через границу миров.
Баррин остался один. Он не мог вспомнить, чем занимался до появления Урзы, а новая работа сулила мало радости. Но заниматься ею придется… Только не сегодня. Понадобится время, чтобы смириться с тем, чем предстоит заниматься: потому что сделать это необходимо и потому что никто, кроме него, сделать этого не сможет.
Тимейн и Баррин стояли на холме, с которого открывался вид на Колонию. Небольшая деревушка, населенная потомками чистых линий, разрослась на самом краю острова, подальше от академии. Эти люди предпочитали как можно реже вспоминать, что поневоле с рождения и до смерти оставались подопытным материалом. Даже издали были видны следы, оставленные на телах некоторых поселенцев проектом Наследие. На жалком огородике склонился над грядкой однорукий мужчина. Женщина с непомерно разросшейся верхней частью тела выворачивала из земли большой камень, расчищая дорогу для плуга.
— Разве они не знают, что мы могли бы излечить почти все врожденные пороки? — спросил Баррин. Ветерок прижимал полы длинной накидки к его коленям.
Тимейн кивнул:
— Знают. — Молодой человек поймал упавшую на лоб прядь волос и заткнул ее за ухо. — Не понимаю, почему они не обратятся к нам за помощью? Ведь магия уже так много сделала для них!
Баррин вздрогнул от злой иронии, прозвучавшей в голосе ученика. Тимейн твердо встретил его взгляд. Молодой маг знал себе цену, и звание вечного ученика давно не смущало его.
— Зачем ты привел меня сюда, Тимейн? — Маг снова взглянул на жалкую деревушку. — Ты неспроста выбрал для разговора именно это место.
— Я ухожу из академии.
Лицо Баррина застыло неподвижной маской.
— Я могу и не дать тебе разрешение. Возвращение в широкий мир дозволяется только магистрам, а ты еще даже не куратор.
По губам Тимейна скользнула легкая усмешка. Баррин мог грозить сколько угодно, но оба знали, как многим он обязан Тимейну.
— Я не говорил, что хочу покинуть остров.
Мгновенно уловив его мысль, старший маг снова взглянул вниз:
— Туда? А они тебя примут?
— Надеюсь. Без их помощи мне не выстроить дома до сезона бурь.
Баррин досадливо покачал головой. Спорить было бессмысленно, и все же он попытался:
— Тимейн, можно было бы перевести тебя на другие… — Он сбился, не закончив фразы.
— Пока академия поддерживает проект Урзы Мироходца, я не хочу иметь с ней ничего общего. — Молодой волшебник скрестил на груди длинные худые руки. — Я держался, пока мог, но теперь с меня хватит. Колония достаточно далеко от академии, здесь я смогу жить спокойно. Он помолчал. — Быть может, я смогу чем-нибудь помочь этим людям. Пойми, наставник, я устал сражаться с врагом, которого даже никогда не видел, да еще таким сомнительным оружием. С этим покончено.