Гатха шагал посреди своего отряда. Куда бы он ни бросил взгляд, головы почтительно склонялись перед ним. Стоило ему сделать шаг в сторону, келдон с поклоном уступал ему дорогу. Облаченный в драгоценные доспехи работы лучших мастеров, Гатха смотрел на своих спутников, намного превосходивших его ростом, сверху вниз. Его кираса, наручи, тяжелая красная мантия и черная высокая шапка — все блистало золотой отделкой. В руках он держал боевой серп всадника — изогнутое лезвие с толстой, обмотанной кожей рукоятью, которое в Аргиве сошло бы за секиру пехотинца. Оружие было чисто символическим: Гатха никогда даже не пробовал забраться на спину такому зверю, как колос.
Маг неохотно покидал лаборатории, потому что любой отъезд надолго задерживал работу, но, изучив донесения и откровенно поговорив с Крейгом, он счел поездку необходимой. Одного только описания врагов хватило, чтобы по спине у него пробежали холодные мурашки, а когда вождь нехотя заговорил о том, чем кончилась битва — каким образом отступали враги… Охотней всего Гатха поверил бы, что его рассказ — описание галлюцинации, вызванной страшным напряжением боя.
Тела павших келдонов — тех, что остались на месте, Крейг приказал унести выше в горы и похоронить там, под невысоким каменным курганом. Останки одного из погибших Королей-колдунов доставили в Некрополь. Труп другого так и не сумели отыскать. Келдонов больше всего поразило именно это: один из избранных потерян для Некрополя и, стало быть, для будущего возрождения. Впервые за долгую историю горной страны войско не смогло доставить павшего вождя для почетного захоронения.
Обнаружить поле битвы было нетрудно: опаленные валуны, обрывки окровавленной одежды… Все обломки металла тщательно подобраны — в том числе и руины боевых машин, исковерканные так, что Гатха не сумел угадать ни их конструкции, ни назначения. Воздух, уже согретый дыханием весны, попахивал падалью. Гатха опустился на колени у груды заляпанных черным камней, подобрал щепотку земли, растер между пальцами и поднес к носу. На ощупь земля казалась жирной и пахла маслом. Смазочным маслом.
— Фирексия, — прошептал Гатха, называя врага по имени.
Спрятав образец почвы в металлический контейнер, он двинулся дальше. Его темные глаза тщательно обшаривали землю, не пропуская ни обрывка одежды, ни пятна крови, ни масляной лужи. Вокруг выщербленного валуна обнаружились кусочки черной плоти, не тронутой стервятниками. Останки существа, уничтоженного Крейгом. Чистильщик? Гатха собрал обгорелое мясо до последнего клочка Лабораторный анализ даст подтверждение фирексийского происхождения, и, по мнению мятежного куратора, свежий генетический материал пойдет на пользу его работе. Кто знает, какими новыми полезными свойствами наделили фирексийцы своих охотников с тех пор, как маг похитил из лабораторий Толарии последние образцы? И эти свойства он сумеет передать выведенной им породе келдонов!
Хотя среди горцев распространилось твердое убеждение, что для их мага нет непосильных задач, Гатхе нелегко давалось выполнение все новых и новых просьб. Разумеется, никто не решился бы роптать на отказ. Нет, со времен Вардена Безумца никто не смел усомниться в правоте мага. В Келде, подчинившемся власти Крейга, прожившего уже две обычные жизни и не собиравшегося умирать, Гатха стал почти божеством. Но теперь в игру вступила новая сила. Фирексия.
И без результатов анализов Гатха не сомневался, что правильно определил противника. С той же уверенностью он мог сказать, что войско, едва не нанесшее поражение Крейгу, было всего лишь мелким разведывательным отрядом. Каким образом они проведали о его работе? И что стало им известно теперь? Он оторвался от сбора образцов и поднял глаза к небу, почти ожидая встретить гневный «взгляд небес». Он был бы рад принять объяснения Крейга, ссылавшегося на мифы своего народа. Правда, Гатха всегда подозревал, что Король-колдун верит в гнев богов не больше мага, хоть и не прочь обратить в свою пользу веру соплеменников.
А значит, его описание соответствует истине. Тогда небо действительно покрылось вдруг стальными тучами, раздираемыми трещинами молний — красных, зеленых и ослепительно-белых. И с этого неба действительно уставились на землю два серых стальных глаза в черных орбитах. И над полем битвы появилось бесстрастное лицо, покрытое мертвенной серой кожей и рассеченное узкой щелью рта, из которого на разбитую армию изливались громовые приказы. Не один Крейг признавал, что чувствовал странное притяжение в тот момент, когда вражеское войско отступило назад и… сгинуло. Кое-кто из келдонов поддался этой непостижимой силе и исчез под взглядом холодных глаз в раскатах громового голоса. Гатхе не хотелось верить в это, но он поверил. Из-за нескольких слов, сказанных Крейгом.
Крейг, воин, величайший из воинов Келда, — испугался.
Впервые в жизни перед превосходящей силой противника Король-колдун познал страх. Он не поддался ему, а бросился вперед, бросая вызов врагу, и войско, увлеченное его порывом, воодушевленное его силой, последовало за ним. Лицо в небе недовольно поморщилось и исчезло. Вместе с ним исчезли несколько ослабевших горцев. Объединенное войско Келда осталось под прояснившимся небом в одиночестве.
Итак, Фирексия потерпела поражение от келдонов — его келдонов! Быть может, дело еще не так плохо. Гатха надеялся, что они не вернутся — найдут себе более легкую добычу. Едва ли им понравится проигрывать. Это никому не по вкусу.
Кроаг швырнул наземь безжизненное тело. Череп расколот, серое мозговое вещество смешалось с желтоватой жидкостью, белыми осколками костей и кровью. Две недели он провел за допросами пленников, захваченных Давволом. По одному в день, несмотря на искушение разделаться сразу со всеми. Он наслаждался, впитывая в себя их воспоминания, но, чтобы усвоить информацию, требовалось время. Отчасти Кроаг научился терпению, наблюдая, как Даввол медленно совершенствует чистильщиков, настраивая их для долгой и беспощадной охоты за Урзой Мироходцем.