Только позднее, вспомнив кровь и смазку, струившуюся по зеленому клинку, Даввол задумался, как могло бы обернуться дело, если бы эльф не промедлил.
На другом конце Доминарии Мултани корнями ощутил перемену. В то время он пребывал на Горящих островах, где возродившаяся гильдия корабельщиков без устали сводила леса на строительство судов. Дух природы ходил из селения в селение, обучая тех, кто, не заботясь о будущем, сбывал гильдии бревна, беречь свою землю и объясняя, какие беды они готовят потомкам. Уже теперь на островах выпадало меньше дождей, и пересыхали ручьи и речушки, питавшие своей водой мелкие деревни. Землю прорезали овраги, а пыльные бури засыпали города.
Мултани увлекся своим делом и почти не замечал того, что творилось вдали, в родном лесу. Конечно, он уже много лет знал о появлении фирексийцев. Боль леса отзывалась болью в его душе и теле. Он знал, что грядут перемены, и не удивился, когда его облик стал изменяться в соответствии с обликом Явимайи. Тонкая кора тела уже давно обрела твердость железного дерева. Мултани был доволен переменами, как доволен был Явимайя. Но дух природы забыл о существовании Рофеллоса.
Настал день, когда Мултани заметил, что жители деревни, где он остановился, странно косятся на него. Он проследил их взгляды и посмотрел на собственные плечи. Сквозь мягкую гриву пробивались шипы острого гребня. Такие же шипы показались на локтях, коленях, лодыжках. Конечности удлинялись, пальцы-корневища стали жесткими и прямыми, а пальцы на руках превращались в жесткие деревянные когти. Природный дух никогда особенно не заботился о своей внешности, но сейчас ему не понравилось то, что он увидел.
Тогда-то он и услышал шепот Рофеллоса, вплетающийся в голос леса. Мултани постарался раствориться в мыслях Явимайи, чтобы лучше понять происходящие изменения. Обычно ему без труда удавалось влиться в поток сознания, породивший его, но сегодня он почувствовал сопротивление — и напрягся.
Рофеллос не отвечал.
Исследуя стену, выросшую в сознании мыслящего леса, дух природы ощутил призыв Явимайи: «Возвращайся». Он ушел в ближайшую рощицу — и распался.
Видимый облик духа — древесина, кора, мох — был всего лишь скорлупой, надетой для того, чтобы легче общаться с народами Доминарии. Теперь эта скорлупа лопнула, осыпалась на землю дождем веток, сучьев, чешуек жесткой коры. Разум, истинная суть Мултани, растворился в сознании Явимайи — но не коснулся той части, которую лес делил с Рофеллосом. Очутившись на редине, природный дух мгновенно наполнился силой, скрывавшейся в мягком перегное и густом подлеске. Ускоренное развитие не только не истощило лес — но сделало его во много раз сильней.
Мултани выступил из мощного ствола дерева, выросшего на побережье, — одной из многих сторожевых башен, поднимавшихся высоко над кронами окрестных деревьев. Новая плоть мгновенно одела его — молодая кора и яркая зелень моховой гривы. То, чего не сумело дать ему дерево, быстро нарастало, черпая пищу в огромных запасах новой силы Явимайи.
Эльф Лановар ждал его в тени гранатового дерева. Плоды на ветвях стали много тяжелее тех, что они рассматривали много лет назад.
— Явимайя желает нашего телесного присутствия, — сказал он.
Мог бы не говорить, потому что Мултани получил это знание одновременно с услышанными словами. Земля рядом с ними раскололась, мощные корни открывали им путь в подземные глубины. Они спустились туда вместе.
Рофеллос, казавшийся карликом рядом с новым могучим телом Мултани, не выказывал смущения. Лишь на миг он скользнул взглядом по лицу духа, словно ожидая вызова, и тут же отвел глаза. Сейчас он больше напоминал прежнего вольного эльфа, словно Явимайя на время отпустил его.
В длинные пряди волос были вплетены колючие гибкие побеги. Лицо, лишенное обычной боевой раскраски, украшено голубым пятном под левым глазом и красно-синими кругами на правой щеке.
— Давно не видел тебя, Рофеллос, — заговорил Мултани, спускаясь в полумрак пещеры. Он успел заметить висевший за спиной спутника лук и колчан с ясеневыми стрелами. — Ты хорошо сражался с фирексийцами.
— Моя жизнь — служение.
Мултани не возразил вслух, но в душе он знал, что это неправда. Служением была жизнь природного духа, исполнявшего волю Явимайи во внешнем мире. Жизнь Лановара — война. Эльф был оружием Явимайи, подчиненным им ради его знаний и опыта. Мултани попытался пробиться этой мыслью к сознанию эльфа, напомнить тому о его личности и снова наткнулся на разделявшую их стену…
Подземелье было освещено живыми факелами светящихся растений, не дававшими тепла. Тонкие побеги вились вдоль стен, двигаясь вместе с путниками. Многие светились цветами толарианских волшебных шаров: бело-голубым и светло-зеленым. Один факел в глубине горел редким золотым оттенком. Рофеллос и Мултани остановились под ним. Оба знали, что золотистый огонь обозначает конец их пути. В деревянной стене открылась новая дверь, и они шагнули внутрь.
Посреди круглой пещерки стоял одинокий тонкий ствол белой рябины. Мултани знал: плоская крона на вершине была твердой и острой, как созданное человеческими руками оружие. На его глазах Явимайя заканчивал свое творение. Зеленая пленка покрыла древко тонким чехлом, сохранявшим связь с жизненной силой леса и превращавшим ветвь в любое оружие, будь то лук, подобный луку Рофеллоса, или двойная секира, какой он орудовал в последнем бою. Все это Мултани знал. Он не знал только, откуда взялась и что означала эта стена, разделяющая сознание Явимайи.
— Это тебе, — тихо, почти благоговейно прошептал Рофеллос. В его голосе смешались гордость и почтение, слово владение оружием было особой честью. Может, и было — для эльфа.
Мултани, веками существовавший в гармонии со странами и народами Доминарии, смотрел на него довольно мрачно.
— А если мне это не нужно? — спросил он, удивляясь собственным словам, и услышал, как сухо прозвучал его голос в пустынной пещере.