— А не надо было тратить?
— Не знаю. В том-то и беда. — Баррин разгладил складки плаща, провел пальцами по седеющим волосам. — Мы потеряли Гатху, Тимейна, многих других. Фирексийцы берут с нас дорогую дань, даже не нападая, а Наследие… — Он помолчал. — Беда в том, что мы возлагали все надежды только на Урзу. Если он опять ошибся или сами мы за это время наделали слишком много ошибок — все кончено.
Рейни вытерла слезы.
— Я должна уйти, — просто сказала она.
— Знаю. А я должен остаться.
Ну вот, все сказано. Объявив о своем решении, она позволила ему сказать о своем. Долгая жизнь в замедленном времени с редкими короткими возвращениями в реальность опустошила обоих. Но пусть все остальное ушло, Баррин будет выполнять свои обязанности. А выполнять их возможно только отсюда — пока. Пока не завершено Наследие, пока не отыскан наследник. Разговор с Урзой убедил его: надо идти до конца. Он всегда был чужим для мира, для своей семьи и для самого себя. Тяжело вздохнув, Баррин стал рассказывать о встрече с Урзой — о Ратхе и о том, почему именно сейчас он никак не может уйти.
Он знал, что Рейни приходится бороться с собственным проклятием. Иногда ночами он подслушивал ее кошмары. И помнил полупризнание Урзы, сделанное много субъективных лет назад. Запертая в клетке медленного времени, вдвоем с ужасом и постоянными мыслями о Фирексии, Рейни никак не могла примириться с темной стороной своей природы. Она не могла и не желала признать себя порождением Фирексии — даже если подозревала, что это правда. Она была образчиком Породы, детищем Урзы, одной из тысяч жизней, испытавших прикосновение мироходца.
Он удивился, увидев, что Рейни качает головой.
— Тогда я тоже останусь.
Не вдохновенное, полное надежд самоотречение времен начала проекта, а усталое признание силы обстоятельств.
Этого Баррин не ожидал, хотя в душе у него и теплилась надежда дойти до конца вместе.
— Ты уверена?
— Нет. — Она нерешительно улыбнулась, слово движение губ могло причинить новую боль. — Я не могу оставить тебя одного. Не дам ни Толарии, ни Фирексии, ни Урзе нас разлучить. — Она встала, поймала руку Баррина и заставила его подняться. Обнявшись, они взглянули друг другу в глаза. — Я не позволю тебе потерять меня, Баррин, мой муж. Делай, что должен, что надо делать. — Она выпустила его плечи и отступила назад, в шорохе шелкового плаща. — Я буду ждать. Всегда.
В глазах поблескивали слезы, но ее вера в мужа не поколебалась. В этом она не знала сомнений. Обернувшись на пороге, Рейни убежала в спальню.
Баррин не знал, долго ли он простоял перед очагом. Угли шипели и потрескивали, нарушая молчание и одиночество, но были не в силах согреть так, как грели руки Рейни. Неспокойная совесть и сознание долга грызли его и в конце концов выгнали из теплой гостиной в длинный коридор. Там он остановился, глядя в сторону спальни. Надо было работать, но бросить Рейни сейчас одну он не мог. И маг повернулся спиной к лабораториям, решительно направившись к двери спальни. Пусть он не сможет помочь Рейни разобраться в себе, но, когда бы он ей ни понадобился, он будет рядом.
А работа немного подождет.
Глава 26
Этого дня Кроаг ждал долго. Полы Твердыни содрогались, стальные болты скрипели, не выдерживая напряжения. В последние годы такое повторялось нередко — слишком долго механизмы работали с превышением нагрузки. Совсем немного времени осталось до того дня, когда Ратх будет готов и вся Доминария ляжет к ногам всевышнего. Торопя наступление этого дня, Даввол решил еще раз осмотреть подъемники. Надо было найти способ прекратить вибрацию, а заодно подстегнуть феков. Окруженный стражей, он отправился в обычный обход. Чистильщик остался наверху.
Уже два века Кроаг сосредоточенно исцелял свое тело. Лечение шло медленно и было болезненным, но иногда сама боль приносила радость: он ощущал, как нарастают новые мышцы, как постепенно вживляется в них сталь оружия, как свежая смазка вытесняет из сосудов живую кровь. Десятилетиями он копил силы, оттачивая прежние умения и создавая в своем теле новые органы. Теперь пришло время испытать себя — и возвратить былую власть над Ратхом, утерянную после удара, нанесенного Королем-колдуном Крейгом. Сегодня он лишит Даввола главной опоры.
Чистильщик ждал в нише у трона. Одна рука прикрывала легкое туловище щитом с зазубренной острой кромкой, другая топорщилась клинками и огнеметными трубками. Когда член Внутреннего Круга вошел в зал, сторож шевельнулся, приготовившись к обороне. Кроаг знал: нападение должно быть внезапным. Нельзя давать этому проворному врагу времени на подготовку. Красные глаза фирексийца ярко вспыхнули, и опаляющая волна ударила в лицо чистильщика, покрытое жесткой морщинистой шкурой. Второй раз Кроагу приходилось сражаться за этот трон, и он твердо верил в победу.
Бросок чистильщика представился глазу размытой темной полосой. Щит мгновенно прикрыл тело от огненной вспышки, а когтистая лапа метнулась к врагу. Кроаг и не думал сравняться с ним в скорости. Он полагался на защиту стальных лент, полностью восстановленных и действующих лучше прежнего. Они успели отразить удар когтей, хотя разъедающая кислота все же брызнула на металл. Кроаг нанес ответный удар, но чистильщик уже проскочил мимо него, развернулся у дальней стены зала и осторожно пополз назад, выискивая возможность для нового броска.
В своих планах Кроаг немало рассчитывал на кислотные атаки чистильщика. Он позаботился о том, чтобы его тело стало неуязвимым для известных едких смесей. Вряд ли за это время Даввол изобрел что-либо совершенно новое. Коракианец не силен в изобретательстве. Он предпочитает постепенные методичные усовершенствования. Сейчас Кроаг убедился в своей правоте. Кислота, стекавшая с лент, слегка жгла кожу, не более того. Струйка свежей смазки устранила и эту неприятность.