Так мы и выпили по чашке кофе — без единого слова. Откуда появились тонкие белые чашки, почему в них оказался именно кофе, как проведали духи этого места, что, собственно, нам нужно — всего этого я так и не заметила, не поняла, не узнала.
Молча мы поднялись с мягких диванов. В окна этого рая богатых лился от озера рассеянный жемчужный свет. Тихо, так что даже шелковая юбка Мэй не прошелестела, друг за другом мы вышли к машине. Все так же плыли лебеди под надутыми парусами своих крыльев, и все так же мерили аллею гигантскими шагами великаны в юбках. Мычали волынки, и роллс-ройсы хрустели гравием.
Мерди повернул ключ зажигания, и треск стартера прозвучал в таинственной тишине, как пулеметная очередь. Я подскочила на сиденье. Ричард похлопал меня по плечу, как успокаивают взволновавшуюся лошадь. Не сразу развеялись чары отеля Камерон — всю дорогу вдоль длинного зеленого озера Лох-Ломонд мы проехали молча. Только когда дорога вновь стала дикой, когда вокруг опять поднялись черные гнейсовые скалы, когда зашумели, ниспадая к зеленым их подножьям, белые пенистые нити водопадов, Мерди сказал:
— Едем к Форту Вильям. Впереди Грампианские горы. Перевалим через Крианларих, Анна.
Мимо проносились дорожные указатели — простые белые таблички с обычными черными буквами. Я читала названия: Аонах Мор… Крианларих… Мост Орки… Горы становились все выше.
— Смотри (Мерди обращался уже только ко мне) — вон и два брата. Который пониже — это Бен Мор. Тысяча сто семьдесят четыре. А вон тот, с седой головой, — Бен Нэвис. Тысяча триста сорок семь, самая высокая точка Британии. Ну что, Мэй, как всегда?
— Да, Мерди, милый. Как всегда.
Проехали указатель с надписью «Гленко», вырулили к озеру. По склонам на берегах бушевал цветущий bonny broom[137]: просияло солнце, и на холмы, казалось, набросили львиную шкуру.
— Вот, Анна. Red lion [138] — символ Шотландии. Видишь теперь? Понимаешь? Ну, и чертополох, конечно. Thistle — ну, об этом все знают.
Отдыхали в крошечной таверне на берегу. Мерди предстоял еще долгий путь — он непременно хотел проделать его сам, не уступая руль Ричарду. Чтобы все было как прежде, при Дункане. Сквозь широкие окна видно было зеркало озера, и комнату наполнял ослепительный свет северного неба. Мэй пила белое вино. Мне пришлось сделать тот же выбор — упаси Бог пить что-нибудь еще на людях, даже в незнакомой деревне — сразу поймут, что вы не леди! Мэй этого не говорила, но так, сама страдая без водки, поступала неизменно. Что ж, хочешь жить в Риме — живи по римским обычаям, — вспомнила я. Мерди и Ричард получили от Мэй по стакану имбирного пива. И вот, глядя не отрываясь на белые воды озера, Мэй снова запела:
И снова голос ее звучал так нежно, так мелодично, так чисто и отвлеченно-спокойно, как тихо плескали о каменный берег озерные волны, белые и сияющие.
— Баллада так и называется — «Massacre of Glencoe», — пояснил Мерди, задумчиво смотря на озеро. — Резня в Гленко — это когда клан Кемпбеллов, Анна, предательски проник в Гленко — оплот МакДональдов — и под покровом ночи перерезал спящих. Это было началом конца всех горцев, всей Шотландии.
— И с тех пор ни один МакДональд не подаст руки ни одному Кемпбеллу, — добавила Мэй свирепо.
— Как, и сейчас?
— Ну да. А что, собственно? И никогда не подаст, если это настоящий МакДональд! Ведь Кемпбеллы предали закон гостеприимства. Убили всех хозяев, от мала до велика. Хозяев, пригласивших их на ночлег. После дружеского пира!
— А когда это было? Эта резня?
— В 1682. С 15 на 16 февраля. В ночь.
— Боже! — сказала я.
— Вам нравятся шотландские песни, Анна? — глухо проговорил Ричард. Он тоже смотрел вдаль — на горы.
— Бесконечно. И мне нравится, как поет Мэй. О войнах, о павших, о предательстве и убийстве — а Мэй поет как птица — светло и печально.
— Птица смерти, — сказал Мерди и осекся. — Ты права, lass. Я хочу, чтобы ты познакомилась с моей невесткой. Она настоящая шотландка. Мы, шотландцы, вроде русских, знаешь ли. Нас всегда убивали. А мы сражались. Только нас было мало. А сейчас мы живем по всему свету. На родине остались немногие. У русских-то все наоборот. Пока.
— Но почему пока, Мерди? — Это было неожиданно. Странно, что о русских думают в Шотландии. Странно и то, чтό думают.
137
Густой кустарник из сем. бобовых с мелкими желтыми цветами, любимый горцами как символ их родины.
139
О, снег леденит, и Гленко спит,
И сед великан — старый Дональд,
О, враг не щадит, и в сердце разит -
И гибнет во сне клан МакДональд…