Только чтобы хлынуть снова. Вон они: сверкающая синими глазами, черными волосами, алой помадой Мэй — смеется, машет рукой, и сапфиры в кольце сияют, как Сириус, голубая собачья звезда. Пока не разобрать, что она кричит, но переливы голоса уже долетают. Вот — рядом с ней — а, какой ужас! — вот Ричард: серьезный, бледный, собранный… Он смотрит, смотрит сюда. Все. Нашел. Я съежилась — и вновь распрямилась. Помахала. Теперь он глядит, не отрываясь. Но следом за ним — Джим, чуть заметно прихрамывает и безмятежно улыбается в усы: твидовый пиджак, плисовые штаны, все как обычно. Трое прочих: Пам — орлиный нос и взгляд, рыжая прядь под охотничьей шляпой с сизым петушьим пером. Белокурые пружинки кудряшек Пат, темно-синий дипломатический костюм страшного мистера Пая… Что-то он раскраснелся — ну конечно, в кармане фляжка… Отчего ж не приложиться к ней прямо сейчас? И мистер Пайн прикладывается.
Шаг вперед — и меня обнимает Мэй. А за руку берет Ричард. Мэй смеется мне прямо в лицо. И целует. А Ричард… Ричард смотрит мне в глаза. Миг — и лучи из его светлого взгляда куда-то пропадают. Уходят. И лицо становится — как у всех. Он отворачивается. Еще держит мою руку — и вот отпускает. Просто роняет свою.
— Валентина, — говорю я. — This is Richard, my friend and May’s neighbour. [165]
Так начинается процедура представления. Валерочка, лишенный языка и, следовательно, права слова, исподлобья уставился на Пам. Она отвечает невозмутимым взглядом из-под сени петушьего пера. Джим деликатен и мягок. Мистер Пайн шутит слишком резко, чтобы выглядеть вполне уверенно — что ж, он наконец в России, и это впервые в жизни. Пат вытирает слезы волнения. Мэй тоже.
Погрузка и рассаживание занимают время. Вурлаков сквозь зубы отдает приказания. А Ричард отводит меня в сторону. Я прислоняюсь к стене. Она холодная. Шумят турбины, и видно, как, опираясь на прозрачный воздух, приземляются и взлетают серебристые сигары с крыльями.
— I knew it, Anna. I just somehow knew it, all the way. That is the reason I could seem to you too sure… Too simple, probably. I tried to assure myself it was possible — but I really knew it could not be. I suffered so… I tried to hope — until the last moment. Well, that is that. It’s me who is to blame, not you, dearest. I quite understand. So you should not worry much. Be happy here — or try to be… My wild Russian love, my dream, my elf… I hoped it would somehow come true. Somehow… Well, it hasn’t. Anyway…We shall hunt together, shan’t we? [166]
Прижимаясь лопатками к холодной стене, я заставляю себя внимательно слушать. Беспощадна женщина, влюбленная в другого. Да, неловко, да, стыдно, — не более. Только бы скорее отделаться. Скорее бы они все уехали. Вот и завтра еще целый день… А эта охота — какое счастье, какое веселье — если б только без них… Валентину еще можно было бы взять, да и то… Кстати, где она? Нет, надо сосредоточиться. Вдруг да получится, как говорит Ричард? Чем черт не шутит?
Божественный профиль Беаты четко впечатан в рамку окна ее красного «гольфа». И Ричард послушно, безучастно садится рядом. Все по плану. Лишнее такси с багажом пристраивается в хвост двум нашим машинам. Впереди на белом жигуле Варлаков. За ним рулит Валентина. Ричард молча смотрит перед собой. Мэй, щебеча и наслаждаясь, курит свои «Silk Cut».
Гуманитарную помощь русским борзым от Кеннел-клуба решили завезти сразу в питомник: в мою квартиру она бы не влезла. За черными прутьями кованых ворот, под темной листвой рябин с почти вызревшей ягодой взлаивали и подскуливали борзые, перебирая ногами, как балерины.
Все вышли, и, пока не подоспели Тариковы помощники, — а они никогда не отличались особой расторопностью, — мы наблюдали и балет борзых, и танец англичан по эту сторону забора. Ритуальные пляски сопровождались возгласами восторга и буйной жестикуляцией. Мэй выступала в роли первопроходца и поясняла, где какие собаки, называя клички. С той зимы она все помнила четко — что ж, глаз заводчика!
Пока выгружали помощь, отпирали и запирали ворота, Ричард тихо стоял у забора, глядя сквозь прутья в глубь сада. Вечерело. Солнце не торопясь скатывалось за биофак по нежному золотисто-розовому небу, и в недвижном воздухе разливалась неизъяснимая сладость. В тишине время от времени падало с дерева яблоко. Над вершинами дендрария пронесся тетеревятник. Наступал час его охоты на ворон. Скоро сумерки. Краем глаза я видела, как к Ричарду подходит Валентина. Вот они вместе идут к машине, и Беата, кажется, снова сажает его на переднее сиденье. Да! И занимает водительское кресло. Что ж, пора и мне проститься с райским садом — до утра. До завтра. На рассвете русские борзятники соединятся тут с английскими, отсюда охота выедет в поля. Я повернулась к машине. За спиной гулко стукнуло об асфальт упавшее яблоко.
166
Я знал это, Анна. Почему-то все время знал. Может, из-за этого я мог показаться тебе слишком уверенным… Слишком простым… Я так старался убедить себя в том, что это возможно — но точно знал, что этого не может быть. Я так мучался… Пытался надеяться — до последней минуты. Ну, что ж. Сам виноват — не ты, дорогая. Я все понимаю. Так что не надо слишком волноваться. Будь счастлива здесь — по крайней мере, постарайся… Моя дикая русская любовь, мой сон, мой эльф… Я надеялся, что как-нибудь получится. Как-нибудь… Ну, не получилось. И все-таки мы поохотимся вместе, правда?