— Тут такое дело, Михаил Моисеевич, — начал без предисловий Латышев. — В порядке боевого содружества нужно оказать авиаторам срочную помощь. Потребуется 5–6 политработников. Найдутся сейчас такие люди?
— Смотря для какой цели, — уклончиво ответил я.
— Командование воздушной армии, — продолжал член Военного совета, — просит нас помочь ускорить подготовку захваченного нами в районе Кутно аэродрома для перебазирования туда своих авиачастей. Необходимо очистить от снега аэродром и дороги к нему. А там сугробы немалые. Надо также убрать с летного поля разбитую и сгоревшую вражескую технику. И еще — отремонтировать 2–3 деревянных моста на дорогах около аэродрома. Все это, сам знаешь, поможет ускорить перебазирование наших авиаторов, укрепит наши связи и взаимодействие.
— Но при чем здесь политработники? — Я и сам не заметил, как произнес этот вопрос вслух. — Это же задача саперов. У нас есть в резерве 4-й понтонно-мостовой полк…
— Понтонеров мы ждем на помощь, — перебил меня Латышев. — Уже решено с командующим. Но этого мало. Снегоочистительных машин у нас, как известно, нет, да и с лопатами не густо. Мы тут обменялись мнениями и пришли к выводу: надо поднять на этот аврал местное население с лопатами, топорами и пилами из ближайших деревень. А для этого нужно оперативно провести с ними должную работу. Вот здесь твои политотдельцы могут отличиться.
Неожиданно Петр Матвеевич перешел в атаку:
— Да, кстати, я вижу, с поляками мы мало работаем. Ты сам часто выступаешь перед ними?
— К сожалению, редко, преимущественно только там, где останавливаюсь погреться или переночевать. Соберутся хозяева, их соседи, и вопросам нет конца… Наши же лекторы и агитаторы систематически выступают перед населением.
— То-то. Так как, найдутся силы срочно помочь авиаторам мобилизовать поляков?
— Надо так надо. Два-три политотдельца сейчас есть под рукой. И, наверное, в 1-м мехкорпусе у начпо Матвеева наберем столько же. Для начала и я туда могу выехать, раз такое дело. Тем более, что я собирался сегодня побывать в этом корпусе. Да еще мой адъютант Винокуров. Уже два агитатора есть.
— Вот это правильное реагирование на критические замечания, — шутливо заключил Латышев. — Добро, действуйте! Желаю успеха!
Расстелили карту. Вокруг аэродрома располагались только небольшие деревни и хутора. Тут же договорились с авиаторами — кто в какой населенный пункт отправляется для мобилизации населения. Со мной выехали подполковник К. Д. Чеботарев, майоры В. С. Чуркин и Н. С. Пастушенко. Завернули в 1-й механизированный корпус. Полковник Матвеев выделил в нашу бригаду двух политработников.
Погода в тот день была ветреной. В пути мы основательно озябли в открытой машине. Поэтому, когда «виллис» начинал буксовать, охотно выскакивали на дорогу, дружно подталкивали его, надеясь хоть немного согреться. Вскоре увидели нужный нам населенный пункт. У околицы села я, Винокуров, Пастушенко сошли с машины. Остальные поехали дальше.
…Село, где мы остановились, как и многие другие польские села, во многом напоминало нашу дореволюционную деревню, на окраинах которой ютились бедняки. Так было и здесь. Первой стояла небольшая хата без сеней, с подслеповатыми окнами. Двора нет. Рядом — неказистый сарайчик. Видимо, безлошадное хозяйство. Осмотрелись — дальше такое же незавидное жилье.
Стучимся в дверь с полуободранным утеплением, сделанным из соломы и тряпья, слышим мужской голос. Открывается дверь. Хозяин приглашает зайти в хату. Он еще не старый, если мерить военными мерками — призывного возраста. Но по изможденному, покрытому густой сеткой морщин лицу, утомленным глазам и крупным, выдубленным тяжелым трудом мозолистым рукам видно, что этот человек хлебнул в жизни немало. Заметив, что мы продрогли, хозяин засуетился:
— Проше троху почкат. Тераз запалим пец.
Пока мужчина растапливал печь, мы начали осматриваться в полумраке хаты. Бедняцкая, убогая обстановка. Земляной пол, небольшой стол из толстых досок, пара деревянных скамеек, в углу, за печкой, вместо кровати прикрытый грубым рядном топчан. У дверей на обрубке бревна — ведро с водой, а рядом на оконце — глиняная кружка.
Из короткой беседы с хозяином мы узнали, что тот с юных лет до 1939 года батрачил у польского помещика, а с 1940 года — гнул спину на немецкого колониста, который завел здесь на отнятой у польских крестьян земле свое хозяйство. На днях он удрал «туда». С ненавистью в глазах вспоминал наш знакомый «проклятого германа».
Мы сообщили о цели своего приезда. На нашу просьбу собрать жителей села с лопатами и топорами он охотно согласился и, быстро облачившись в одежду, которой трудно дать название, выбежал из хаты. Через несколько минут и мы вышли на улицу. Здесь уже собралась группа польских крестьян. Жители села сразу обступили нас. Оказывается, фронт обошел их стороной и мы были первыми представителями Красной Армии, которых они видели.