И вот уже с улицы, сквозь плотные, сгустившиеся сумерки доносится команда: «Заряжай!». Холодно лязгнули затворы. Четкие, поначалу тихие шаги на вымощенной бетонными плитами дорожке вдруг сменяются гулкими ударами твердо, на полную ступню опускаемых ног. Солдаты строевым шагом подходят к обелиску между деревьями, виднеющемуся в пучке яркого света, падающего из окна, и разом останавливаются. Тишина и молчание. Мысленное, слышимое лишь собственным сердцем, прочтение слов, высеченных на мраморной плите. И снова слышен тот же гулкий, с усердием печатаемый шаг и лишь за воротами заставы — обычный, постепенно затихающий.
— Кто возглавит следующий наряд? — спрашиваю озабоченного сейчас Олейняка.
Капитан заглядывает в свои записи.
— Александр Кашманов… Сержант… Специалист он у нас редкий, таких на границе пока немного. На службу ходит со сложным, хитроумно устроенным прибором. Без солидной подготовки его не применишь, тут и теория, и практика нужны. Не всякие там ручки машинально вращать, а глубокие познания иметь надо, особенно в физике… Времена, когда пограничник мог рассчитывать только на помощь своего четвероногого друга, прошли…
Разговорился сержант Кашманов не сразу. Понять его, конечно, можно: техника, с которой он имеет дело, в общем-то довольно деликатная. Как о ней расскажешь? Лишь в самых общих чертах… Словом, она помогает и видеть, и слышать в любое время суток, при любой погоде. Главным образом темными ночами и в ненастье. Правда, ветер и дождь создают кое-какие помехи, но если умело выбрать позицию, то ничего, терпимо.
— Пограничник я, можно сказать, ночной, — шутит Кашманов, — обычно выхожу на участок, когда темным-темно… Поначалу трудно было, потом привык, втянулся, будто так и надо. И ночь уже вроде как не ночь. Дадут выходной — до утра не заснешь. Ночи тут особенные, темнища — в двух шагах человека не видно. Вдобавок места низкие: болота да кустарники… Но получается вроде бы надежно. Настоящих нарушителей, правда, ловить мне пока не доводилось, а вот тех, что посылают с учебной целью, засекал.
— Его уже столько раз поощряли! — сообщает капитан Олейняк, дополняя не слишком разговорчивого сержанта. — Лучше всех руководит пограничными нарядами. Специалист второго класса. Готовится сдать экзамен на первый. Кроме того, своего помощника, ефрейтора Василенко, на классность обучает, теорию с ним штурмует…
4
Ночь на границе прошла спокойно, ничего не случилось. На рассвете Олейняк выслал дозорных проверить контрольно-следовую полосу. Сам же засобирался в тыл, к своим добровольным помощникам.
— Конечно, понимаю, — говорит Олейняк, выходя на крыльцо, — вам хочется увидеть заставу, так сказать, в чрезвычайной ситуации. — Он помолчал, удерживая на лице лукавую улыбку. — Скажем, наряд, осматривая КСП, вдруг замечает след лазутчика. Я поднимаю заставу «В ружье», выбрасываю на линию границы прикрытие, ставлю задачу поисковой группе и добровольной народной дружине, докладываю в штаб отряда… И пошло… Короче говоря, у вас на глазах развертывается настоящая пограничная операция. Однако нас больше всего устраивает отсутствие всяких происшествий. Главное в нашей службе — труд. Ежечасный, каждодневный, лишенный внешнего эффекта. Труд, требующий отдачи всех сил. Не только физических, но и духовных. Каких больше — определить невозможно.
Олейняк с минуту помолчал, вспоминая что-то, видимо уже далекое, и, слегка щурясь под лучами всходившего солнца, продолжал:
— Я ведь за свои девять пограничных лет повидал всякое. Где только и не служил! Начинал в Заполярье. А дальше — Средняя Азия, Закавказье, Карпаты… География довольно обширная. И повсюду жизнь моя и моих солдат состояла из ратных, трудовых будней, внешне так схожих… Те же ночные бдения, бесконечные хождения по одним и тем же тропам, скрупулезное исследование местности. Человеку постороннему, не пограничнику, это может показаться ужасно однообразным и скучным, но мы, представьте себе, не скучали. Каждый выход на границу становился очередным испытанием. И если иной раз что-то не получилось, в чем-то сплоховал — в душе такое недовольство самим собой разыгрывалось, что потом, в следующий раз, откуда только и ловкость, и черт знает какие силы брались!
Помню, стажировался в Талышских горах. Однажды ночью меня, курсанта, начальник заставы послал проверить, как несут службу наряды. Ночи в горных ущельях знаете какие темнющие? А что там за тропы? Узенькие, крутые, скользкие, камень на камне. И — то вверх, то вниз… Напарником со мной пошел повар — он хоть и знал участок лучше меня, новичка на этой заставе, но по ночам на границу ходил редко. Вот мы и отправились. Видимость — нулевая. Шагаешь все время на ощупь. Камни. Скользко. И то он сорвется с тропы, то я. Вскочишь, разотрешь ладонью ушибленное место и топаешь дальше. Пока весь участок обошли — синяков понаставили. Конечно, меня заело: все ходят, и ничего, а я что — хуже всех, что ли? Малость отдохнул и снова на границу, теперь уже днем. Потом еще и еще. И до того здорово участок изучил, что мог уже с завязанными глазами с фланга на фланг пройти. Вот как на границе бывает. Чем не романтика!