Саша приподнялся на цыпочки, приставил к глазам ладонь. Дубы стояли как солдаты, в две шеренги, подпирая своими могучими кронами высокое безоблачное небо.
— А вы знаете, — таинственно сказал Саша, — я иногда прислушаюсь, а от тех дубов звуки доносятся. Тук-тук-тук. Будто пулемет Новикова стучит. А дальше слушаю — уже не стучит, по всей границе тишина…
— Ну, а может, все-таки стучит? А, Саша? — Олейняк ласково притянул к себе парнишку, обнял за плечи.
— Да, может, и стучит… Только это, наверное, у меня, вот тут, — и мальчик приложил к левой стороне груди ладонь.
Я невольно еще раз взглянул на рощу. Да ведь это же она — та самая дубовая роща. Вон и тот исполин, в дупле которого укрывался с пулеметом Новиков. Дорога, опоясавшая весь участок заставы, здесь, у станции, как бы замкнулась в прочное, неразрывное кольцо…
В ЛЕСУ ПРИФРОНТОВОМ
1
Шел июль 1944 года. Наступление советских войск, развернувшееся на центральном участке фронта, продолжалось. Вражеские дивизии не выдерживали мощных, стремительных ударов. Перед неминуемой катастрофой оказалась группа армий «Центр». Войска 1, 2 и 3-го Белорусских фронтов, а также 1-го Прибалтийского вбивали в нее глубокие клинья, резали на части, окружали.
Из-под Минска, Витебска и Бобруйска один за другим катили на восток эшелоны с пленными. Однако не все гитлеровцы после их разгрома складывали оружие. Одиночки, группы и даже целые подразделения, сумев избежать плена, уходили в леса. По глухим тропам их вела тщетная надежда пробиться к своим, за линию фронта. Беглецов вылавливали пограничники. Охраняя тылы фронтов, заставы прочесывали леса, патрулировали дороги, высылали дозоры в населенные пункты. Поисковые группы почти каждый раз возвращались с «уловом».
Прочесывая лесной массив юго-восточнее Минска, застава капитана Самородова напала на след крупного шпионско-диверсионного отряда. Самородову, а также прибывшему к нему на помощь опытному контрразведчику Хрусталеву стало известно, что в ближайшую ночь на связь с гауптманом Шустером, возглавлявшим фашистский отряд, должны прибыть курьер и радист. В таком подкреплении гауптман очень нуждался — его собственный радист подорвался на мине, связи не было.
Застава готовилась встретить абверовских посланцев. Самородов особенно тщательно снаряжал и инструктировал каждый наряд. Старшими назначал пограничников, в совершенстве владевших немецким языком. Ну а остальным строжайше наказывал в разговоры с задержанными не вступать.
Ефрейтор Опара, готовясь отправиться на всю ночь в засаду, допоздна провозился с немецким мундиром. Его фигура, пожалуй, меньше, чем чья-либо, соответствовала этой форме. Роста Опара был невысокого, в плечах не в меру раздался, грудь колесом, да и его талия не отличалась изящностью. Видимо, по этой причине среди трофеев не нашлось ни кителя, ни брюк, которые он мог бы надеть, не применив ножниц, иголки и ниток. Все пуговицы пришлось переставить. В результате этой портняжной операции Опара все-таки стал мало-мальски походить на солдата вермахта. Больше самой формы выручало ефрейтора его лицо — вытянутое, с острым подбородком и длинным, с горбинкой, носом. Тут он без всяких скидок мог сойти за немца, даже за арийца. Но лицо, как сказал ему при «генеральном» осмотре старшина Кирдищев, для предстоящего дела большого значения не имело. «Гости» могли прибыть только ночью. Кто же в кромешной тьме станет разглядывать твои небесные черты?