— Прежде, бывало, ты все к моим примерялся… Втихомолочку, тайком, — сказал Василий Григорьевич, решив больше не скрывать от сына своих случайных наблюдений. Сквозь неплотно прикрытую дверь гостиной он не однажды видел Валерия, топтавшегося перед зеркалом в висящем на его узких мальчишечьих плечах, точно на вешалке, отцовском мундире с длинными, почти до колен, рукавами.
— Бывало, отец, бывало, — охотно признался Валерий. — Прикидывал, как выглядеть буду… Мне и невдомек было, что ты все замечаешь. Думал: пришел папаня с ночного дежурства, спит — пушкой не разбудишь. А ты, оказывается, вон как спал. Ну и хитренький же ты у меня, одним словом — пограничник.
— А может, одним словом — отец? — Василий Григорьевич, щуря в задумчивой улыбке глаза, откинулся на спинку стула, помолчал. — Вот будет расти у тебя свой мужичок, сам хитреньким станешь. Не успокоишься до тех пор, пока не увидишь, к чему у него душа лежит. А это совсем не просто, в душу заглянуть.
— Ты же все-таки заглянул. И сумел увидеть, что там… Мне-то казалось, что свою тайну я держу за семью замками. Помнишь, однажды ты спросил, по душе ли мне армейская жизнь? Что я тогда тебе ответил? Дескать, еще не пойму, малость подрасти надо. А это была чистейшая неправда, потому что уже тогда знал… Просто опасался, что ты усомнишься в моей искренности, не отнесешься к моим словам серьезно. Вот и решил, притом твердо: подрасту — тогда и поговорим. На равных.
Повзрослев, Валерик стал все чаще исчезать куда-то из дома. Бывало, вернется из школы, швырнет в угол портфель с учебниками и за дверь. Уже и обедать пора, а его все нет. В конце концов Василий Григорьевич догадался, где искать беглеца: в гарнизоне, на спортивном плацу. Рослого, физически развитого парнишку солдаты стали охотно принимать в свои спортивные игры. Он то в волейбол с ними резался, то на страже футбольных ворот стоял. Мячи ловил как заправский голкипер.
— Ты, Валера, без солдат уже и дня не живешь, — заметил ему как-то Василий Григорьевич. — Уж не собираешься ли в скором времени в казарму переселиться? Что, без них теперь не можешь?
Над ответом сын не раздумывал.
— А ты? Ты без них можешь?
— Так то ж я… Их командир…
— Ну, а я — сын командира.
Он потом и сам удивлялся своей смелости. А еще тому, что отец, обычно не упускавший случая сделать сыну заслуженное внушение, в этот раз неожиданно промолчал.
— Оказывается, — сказал он уже в другой раз, — у тебя это далеко зашло. Мы с матерью хоть кое-что и замечали, однако не думали, что события станут развиваться столь быстро. Расти же еще и расти… И вдруг… Когда же тебя на мою дорожку так потянуло? Может, помнишь?
— А отчего ж не помнить… Разве можно забыть тот день?
— Какой?
— Тот, когда ты мне экскурсию устроил. В Брестскую крепость. До самых сумерек по ее развалинам водил.
Василий Григорьевич, конечно, отлично помнил эту экскурсию. Музея в крепости тогда еще не было, да и саму территорию привести в порядок не успели. Развалины, казалось, еще не остыли от когда-то бушевавшего здесь огня. Казематы разворочены фашистскими фугасками. Вместо древних крепостных стен — груды битого кирпича. Металлические двутавровые балки межэтажных перекрытий искорежило так, будто их долго держали в жарком огне. Повсюду — ворохи окислившихся стреляных гильз, продырявленные осколками снарядов и пулями солдатские каски, изъеденные ржавчиной и погнутые стволы винтовок и ручных пулеметов.
Валерик бродил по крепости, не выпуская отцовской руки из своей, словно страшась хотя бы на миг лишиться этой надежной опоры. Расспрашивал мало, все смотрел да смотрел, и глаза его становились не по-детски задумчивыми и суровыми. Подолгу, как вкопанный стоял возле громадных блоков кирпича, оплавленного огнеметными струями. Красный, прочной крепостной кладки кирпич был превращен в бесформенные сизоватые слитки. Можно ли было даже предположить, что камень, подобно свинцу или олову, способен так плавиться! Что он тоже бессилен перед огнем!
— Папа, — негромко, задрожавшим от волнения голосом спросил Валерик, — а как же солдаты? Как они могли здесь… Они же живые… люди…
— Потому и могли, что людьми были. Настоящими… Советскими…
— Крепость защищали и пограничники?
— А то как же… В самой крепости сражались. Целая застава. Девятая. Может, слыхал про лейтенанта Кижеватова? Он этой заставой командовал. До войны его солдаты государственную границу по Западному Бугу охраняли, а как только началось — отошли в крепость. Их казарма у Тереспольских ворот находилась, там они и оборону заняли. Фашисты попытались через ворота с ходу в крепость ворваться, не вышло. Кижеватовцы стояли насмерть.
Много дней и ночей продолжалась осада крепости, одна вражеская атака сменялась другой. В яростных схватках застава теряла своих бойцов, но от Тереспольских ворот не отступала ни на шаг. Не сумев одолеть пограничников силой, немцы пошли на хитрость, попытались вступить с лейтенантом Кижеватовым в переговоры. Парламентер был настроен оптимистически, он верил в успех своей миссии.
— Мое командование предлагает русским пограничникам немедленно капитулировать, — заявил он, приблизившись с белым флагом. — Офицеру и его солдатам будет сохранена жизнь.
— Капитулировать? — вспыхнул Кижеватов. — Предать Родину? Нет, этого вы от нас не дождетесь. Позорной капитуляции мы предпочтем смерть в бою.
И в подтверждение этих слов дружно застрочили автоматы.
«Когда я вырасту, — дал себе слово Валерик, возвращаясь с этой необычной экскурсии, — я тоже пойду в пограничники».
Прошли годы, Валерий вырос, наступил и его черед идти на службу. В военкомате, на призывной комиссии, Самохвалов откровенно сказал о своем искреннем желании. Его, конечно, внимательно выслушали, одобрили выбор, а вот решили почему-то иначе, — видимо, на то была какая-то важная причина. Так что на пункт сбора новобранцев Валерий отправился вконец расстроенный. Служить Родине, слов нет, он готов где угодно, в любом роде войск, но как ему расстаться со своей заветной мечтой? Сидела она в нем глубоко, прочно. И Валерий решился. На построении он вместе с отцом подошел к капитану-пограничнику.
— Тут такое дело… — начал Василий Григорьевич.
— Сына провожаете? — спросил капитан.
— Так точно! — ответил тот с явной поспешностью.
— Куда же? — капитан с ног до головы оглядел Валерия. — В погранвойска, конечно?
— Никак нет, — проговорил Валерий и замялся. — Я очень хотел, но в военкомате по-иному решили. Сказали, что воинская служба везде почетна.
— Мне тоже в свое время так сказали, — с нескрываемым сочувствием проговорил капитан. — Но на границе служил мой старший брат, и я считал своим долгом прийти к нему на смену. Толково объяснил это комиссии. И, как видишь, помогло. Может, еще попробуешь? Да и я похлопочу. Кстати, у меня в команде образовалась одна вакансия — заболел призывник. Вместо него согласен, если разрешат?
— Еще бы!..
Военкома они уговаривали вместе. И уговорили.