Шипков заметил. Он подобрал листок, внимательно осмотрел: чистый, никаких записей. Ничего не подозревая, пошел дальше. О своей находке доложил мне только два часа спустя, когда вернулся на заставу. Пришлось и похвалить, и пожурить солдата. Почему не доложил сразу? Ведь бумажка была сухая, значит, кто-то прошел недавно. Кто именно? Свой или чужой? А если чужой?
— Я об этом не подумал, — виновато сказал Шипков. — В последний раз прошу…
Это действительно была его последняя оплошность. Как-то зимой, полярной ночью, я проложил неподалеку от дозорной лыжни еле приметный след. В том месте лыжня круто спускалась с высокого холма, вокруг из-под снега торчали голые валуны. Луна давно уже не показывалась из-за низких свинцовых туч.
Перебравшись по кладкам через затянутое непрочным ледком болото, выхожу на дорогу. Лыжи скользят легко, вполне успею добраться до заставы, пока Шипков подойдет к припорошенному снежком следу. Теперь я не волнуюсь, как тогда, под сосной. Над былыми сомнениями берет верх чувство уверенности в солдате. Хорошее чувство! Когда вот так веришь в каждого, кто идет по дозорной тропе или стоит на наблюдательной вышке, незримая черта границы кажется крепостной стеной.
Сквозь голые обледенелые ветви карликовых березок мигнул огонек. Застава. Прохожу мимо часового на крыльцо, принимаю рапорт дежурного. А из комнаты службы доносится жужжание зуммера. Дверь распахивается, телефонист торопливо зовет меня: с границы докладывает Шипков. След!
— Как же вам удалось заметить? — спрашиваю Шипкова, когда он возвратился на заставу.
— Раньше, с полгода назад, не заметил бы, — чистосердечно признался Шипков. — А теперь вроде чутье такое появилось.
— А все-таки?
— Шел медленно, впереди напарника, глазами все обшаривал: деревца, камни, снег. Лыжня, вижу, нормальная. Снег ровный, пушистый. Приглядишься — всякие замысловатые узоры видно. Но они меня больше не отвлекают. Раньше встретится красивый узор на прозрачном льду или на пожелтевшем листе — и сразу как будто на заводе оказываюсь, хрусталь вижу. Вот хорошо бы, думаю, запомнить. Так и размечтаюсь. Теперь не то! Я ко всем узорам с другого конца подхожу. Самая первая мысль: все ли здесь в порядке, не потревожены ли они кем? Так и сегодня. Вижу: что-то не то, вроде бы неестественно. Стоп, обследовать надо. Тронул осторожно пальцами — снег осыпался. И еще такая же вмятина рядом. Да это же след! Ну и сразу звонить…
Вот так и открылась причина былой рассеянности Шипкова. Как же я не догадался о ней сразу, еще во время той беседы, когда он с увлечением рассказывал мне о заводе и своей профессии! Знали бы мы, отчего так рассеян Шипков, давно бы помогли ему.
…В канцелярию, постучавшись, вошел Сорокин. Он держит в руке исписанный лист. Пришел советоваться: рядовой Промский отлично учится, достоин того, чтобы его отметили в газете. Сорокин об этом и написал. Но вот вопрос: удобно ли с такой заметкой выступить ему, Сорокину? Ведь они с Промским друзья.
— Удобно, товарищ Сорокин, удобно, — говорю ему, внутренне радуясь его поступку. — Передайте заметку сержанту Мелкову, он как раз очередной номер готовит.
Мелков у нас редактор. Вероятно, спросите: а как же с ним? Его ведь прислали на заставу с неважной рекомендацией.
С Мелковым особых хлопот не было. Человек он по натуре энергичный, деятельный. И самое главное было направить его энергию на хорошее дело. Когда Мелков принял отделение, я сказал: «Вы должны вывести его на первое место». И он сделал это. Теперь Мелков не только редактор газеты, но и член комсомольского бюро. А ефрейтор Шипков — секретарь.
Вот так мы и живем. Дни идут, люди растут. С радостью смотришь, как они находят себя в деле. А впереди новые люди, новые заботы. Отслужит свой срок Шипков, на смену ему придет другой юноша и, может быть, тоже из Гусь-Хрустального…
АЭРОПОРТ
1
Аэропорт Шереметьево. Люди приезжают сюда, чтобы через какой-нибудь час, пройдя все необходимые формальности, уютно разместиться в просторном салоне авиалайнера и отправиться в путь. Иногда, как говорится, за моря и океаны.
Капитан Москвичев приезжает сюда в соответствии со служебным расписанием, но никуда не улетает. Войдя через стеклянную, автоматически раскрывающуюся дверь в контрольно-пропускной пункт аэропорта, он подходит к своим сослуживцам, приветливо улыбаясь им, здоровается и вскоре приступает к исполнению своих обязанностей. Заключаются они в том, чтобы именно здесь, в аэропорту, охранять Государственную границу СССР.