На оклики нарушитель не обращал внимания. Предупредительные выстрелы тоже игнорировал. От берега он плыл сейчас примерно в пятидесяти метрах. Это не так уж и далеко, можно попробовать. Вода, конечно, еще ледяная, но ничего. Нужно. Чубенко стал быстро раздеваться. Автомат передал Савлуку, приказал, если что, прикрыть огнем с берега. Кинулся в воду. Следом — Малыш.
На миг Чубенко показалось, что его обожгло. Опасался внезапных судорог. Но нет, мышцы слушались. Мощно загребая руками, он поплыл, на ходу рассчитывая направление.
Хватит ли сил добраться до середины реки, выйти на стремнину — об этом он не думал. Граница научила Владимира в нужный момент думать прежде всего о своей задаче, концентрировать для ее выполнения всю энергию и волю. Предскажи ему несколько лет назад, каким он станет на границе, ни за что не поверил бы. Однако эта новая жизнь — вечно напряженная, вечно тревожная — как бы заново сформировала его характер, выявила в нем такие качества, которые кажутся теперь совершенно естественными и без которых он себя уже не представляет. Состояние готовности номер один, в котором постоянно пребывает застава, не позволяет размягчаться не только мускулам, но и воле.
Бывало, сам себе дивился, особенно после того как первый раз задержал настоящего нарушителя. В мыслях спрашивал себя: неужто это ты, полтавский хлопец, над таким верзилой верх взял? Вспоминал, что в начальную пору не все ладилось. Старшина частенько упрекал в нерасторопности, медлительности в действиях. «Прибавьте-ка оборотов, Чубенко…» — любил говорить старшина. Сначала это задевало самолюбие, но потом понял, что обижается напрасно, надо просто больше работать над собой, а резервов у него для самосовершенствования достаточно.
Все хорошее, что поселилось в его душе здесь, на границе, останется с ним навсегда, в час испытаний будет придавать ему силы и мужество…
Малыш настиг пловца первым, закружил рядом, дожидаясь хозяина. Овчарку несколько смущала необычность обстановки — по следу не шла, действовать на воде еще не приходилось. Это ее и подвело. Вскинутая вверх рука вдруг мигом опустилась, цепкие, точно железные, пальцы впились в шею, стали сжимать ее и заламывать книзу. Так бесцеремонно и грубо с Малышом еще никто не обращался. Неожиданность нападения несколько сбила Малыша с толку, он малость подрастерялся и, не успев оказать сопротивление, жалобно взвизгнув, ушел под воду. От острой боли в шейных позвонках перехватило дыхание, в ушах и ноздрях неприятно защекотало. Отчаянно перебирая ногами, Малыш пытался поскорее выбраться на поверхность, чтобы наказать своего обидчика, тем более, что вот-вот должен был подоспеть хозяин.
Чубенко действительно уже подоспел, но надо же было такому случиться: накатистая волна подбросила его слишком близко к нарушителю. Лицом к лицу. Почти в упор увидел перед собой злющие глаза и подрагивающие от ярости губы. Хотел было приказать, чтоб поворачивал к берегу, но в одно мгновение над головой взметнулся и опустился тяжелый, увесистый кулак. Едва опомнившись от удара, прапорщик почувствовал, как нарушитель вцепился ему в волосы и стал топить, норовя навалиться сверху всем своим тяжелым и сильным телом. Невероятного напряжения стоило Чубенко сдержать этот натиск и высвободиться из опасных объятий. Резко рванувшись, он всплыл. На какие-то доли секунды над ним распахнулось вечернее небо, но на голову тут же обрушился новый удар. В глазах потемнело… Нет… Разговаривать с этим пловцом придется на его же языке, рукопашная так рукопашная. И широко размахнувшись, Чубенко резанул нарушителю между глаз. Тот откинул голову, хлебнул воды. А когда, озверело выпучив глаза, снова попытался броситься на прапорщика, прозвучала команда:
— Малыш, фас!
Теперь уж Малышу все было ясно. В сильном рывке он даже выпрыгнул из воды, чтобы схватить своего обидчика за руку. Потом оба исчезли — и собака, и нарушитель. Ощутив в ушах неприятное щекотание, Малыш разжал пасть и всплыл. Тут же на поверхности оказался и пловец.
— Ну что, — спросил его Чубенко, — может быть, теперь поплывешь к берегу?
Ответа не последовало. Нарушитель умышленно тянул время, зная, что течением их несет к границе.
— Поворачивай к берегу! — повторил свое требование прапорщик. — Слышишь?
Лицо беглеца, посиневшее от холода, перекосила злоба. По-волчьи сверкали глаза. Но толстые, слегка подрагивающие губы по-прежнему оставались плотно сжатыми.
— Значит, не желаешь? Тогда пеняй на себя, — сказал прапорщик и взглянул на Малыша: — Фас!