Лойд отчего-то просиял. Крэйн по-прежнему стоял и смотрел, не говоря ни слова.
— Чем ты собиралась завтра заняться? — спросил Лойд. — Теперь, когда твоё перемещение не ограничено, мы можем съездить к морю.
— Папа завтра ждёт меня с вещами, чтоб наскучить мне своими отцовскими байками и воспитательными мерами. — проговорила я.
Лойд вздохнул и перевёл взгляд на Крэйна. Крэйн молчал, разглядывая меня с глубокой морщинкой между бровей.
— Что ж. — нехотя проговорил Лойд. — Тогда позже обсудим это.
— Налей мне тоже чай, Нэйс. — произнёс Крэйн, усаживаясь на свободный стул.
Я с дрожью в коленях встала и прошла, чтоб вскипятить чайник.
— Чем ты тут занималась, позволь узнать? — произнёс Крэйн.
Я перевела взгляд на него и нервно дёрнулась — Крэйн сумрачно тёр пальцем красный развод в том месте, где стояла кружка, которую он держал в руках.
— Чай пила. — неуверенно произнесла я.
— Эту бурду? — проговорил Крэйн, молча выливая давно остывший чай в сахарницу, после чего поднёс руку к лицу, которой только что тёр столешницу, и облизал указательный палец. — А вот это уже больше похоже на правду. Опять проворачиваешь махинации с пентаграммой?
Я сглотнула и промолчала. Казалось, произнеси я сейчас слово, так оно и выдаст меня с головой. Крэйн встал и подошёл ко мне. Его руки обвили талию, а губы прикоснулись к устам. Мозг запылал. Грудь зажгло. Крэйн целовал долго и настойчиво, не спеша лаская руками тело. Отстранившись от меня, он вдруг выудил из собственных рук отцовский платок, который неизвестно как оказался у него в пальцах. Он отошёл и положил его перед Лойдом.
— Взгляни, чем наша девочка занимается у нас за спиной. — произнёс он, глядя на меня с улыбкой, в которой на удивление не было сердитости, а только нежность, теплота и мягкость.
Вот из-за этих звуков голоса во мне провернулось что-то. Я погрузилась в себя, с пониманием, что может моё восприятие мира не совсем уж безнадёжно разбитое в надеждах? Лойд вырос передо мной, когда погружение в мысли было полным. Его губы коснулись моих в продолжительно длинном поцелуе.
— Не занимайся глупостями, Нэйс. — произнёс он. — Тебе всё равно от нас не избавиться.
Это было сказано с такой любовью, с такой убедительностью, что осознание ошибочности закрепилось прочным и твёрдым каркасом, на который ты можешь нарастить всё что угодно, нагромоздив его десятками лет. Руки обвили торс Лойда, губы с неутолимой жаждой заняться обустройством этого нового мироощущения, приникли к его устам. Минуты текли, уверенно обвивая железобетонный каркас стальным прутьями лоз моих надежд, чаяний и желаний. Мечта разрасталась из тонких стеблей в тугоплавкие сплавы узорчатых обвитии. Ширилась, множилась, крепчала…
— Я люблю тебя. — прошептали уста, когда в душе не осталось сомнений, а в сердце неуверенности в завтрашнем дне.
Лойд вжал меня в себя.
— Я всегда знал это, Нэйс. Всегда знал и ждал, когда ты мне это скажешь. Сама. Первая. Решишься и доверишься мне.
Лойд смотрел на меня с улыбкой, его руки прошлись по моему лбу.
— И я люблю тебя.
Лойд обнял меня. Я ненароком перевела взгляд на Крэйна. Крэйн был, как всегда, молчалив. И так же, как всегда, смотрел на меня, не отрывая взора с улыбкой на устах. С улыбкой любви, наслаждения и надежды. Надежды, питаемой такими же причинами, что вела меня когда-то. Крэйн любил меня и планомерно шёл к тому, чему и я в отношении Лойда: чтоб я его полюбила. Посягнув однажды на недостижимое в идеале, понять подобное уже не составляло труда.
Могла? Да. И хотела. Полюбить. И любить.
Глава 41
Залив. Тихая бухта. Тихая гавань. Солнце. Обжигающее лучами плечи. Две фигуры на фоне горизонта. Лойд. Крэйн. Переговаривающиеся между собой и поминутно оглядывающиеся на меня. Ждущие, когда же я сподоблюсь слезть с высокого камня, оглядывая пространство вокруг.
— Нэйс, дуй сюда! — выкрикнул Лойд, махая мне рукой.
Ага, легко сказать. Забраться я забралась, чтоб взглянуть на море с большей высоты. А признаться, что теперь не знаю, как слезть, как-то даже стыдно слегка.
Крэйн, то ли узрев мою растерянность на лице, то ли мнущиеся телодвижения на скользком громоздком камне, направился ко мне спешащей походкой. Едва его силуэт обозначился внизу, он проговорил:
— Слезай, я тебя поймаю.
Его протянутые руки вселяли уверенность. Я села на камень и соскользнула к нему. Крепкие объятия сомкнулись вокруг тела.
— Спасибо. Я и не думала, что не смогу спуститься обратно.
Крэйн рассмеялся.
— Выуживать тебя откуда ни попадя уже давно моя работа.
Крэйн горячо поцеловал в губы.
— Моя любимая работа. — добавили его уста с теплотой.
— Я лишь надеюсь, что этот контракт бессрочный. — проговорила я улыбаясь.
— Не только бессрочный, но и единственно желанный.
Я прильнула к нему. Вкус солёности на губах был сладок. Горячее тело обжигало ни хуже солнца. Руки жадно вцепились в его торс. Уста нетерпеливо распахивалась навстречу. Дыхание мучительно свело искушение отдаться порыву, вкусить вновь радости плоти, не дожидаясь подходящего времени. Я раздумывала ровно мгновение. Кратчайший миг искушения уволок в жаркий сгущающееся мир близости с Крэйном.
Шнуровка на его купальных шортах цеплялась за пальцы в нетерпеливых движениях. На песчаном берегу было расстелено несколько плотных покрывал, где ещё полчаса назад мы всё втроём сидели, устроив себе пикник. Теперь же это было своеобразное ложе, куда Крэйн уволок меня за одну минуту. Слитый купальник, что за час на пляже так и не узнал воды, стянулся в нежных прикосновениях рук Крэйна. Его обнажённая фигура накрыла сверху, не упустив ни одного изгиба моего тела.
В голове шумели звуки моря, ветра, токующая в пульсе кровь, ритм спешащего навстречу желаниям сердца. Гудели, как провода, струны звенящей души на перекрёстке вожделения, влечения, любви и нетерпения, снедаемые тело со всех сторон света. Крэйн вторг свой пенис в такой же горячке, охватившей его как краткость искусного таланта. Я задохнулась на выдохе от первого до последнего момента прохода Крэйна в глубине лона.
Удовольствие наслаивалось из неимоверности стремления оказаться на вершине блаженства как можно скорее и невозможности растянуть каждый прочувственный миг на дольше. Наслаждение бухнуло точностью нагнетённого состояния. Рвануло объёмами изнутри, поглощая в себя. Крэйн, замыкая своё прохождение в последних амплитудах движения, проглатывал, как в голодном обмороке меня.
Лойд пришёл — мокрый и взъерошенный — когда Крэйн перелёг на спину. Лойд с усмешкой произнёс:
— Нэйс, я думал тебя из воды будет не вытащить. А ты за всё это время даже ещё до воды не добралась.
Я улыбнулась ему в ответ, приподнимаясь и хватая его за край купальных шорт, чтоб дёрнуть его притягательную фигуру к себе. Его мокрое, солёное тело, отдавалось во всех уголках души восторгом нахождения рядом с ним. Невозможно любимым и невероятно желанным. Я прильнула к Лойду, когда он улёгся рядом. Губы нашли его уста за секунду. Руки обвили шею. Я вжималась в него всеми фибрами души. Я любила его так давно, так безнадёжно рьяно, так болезненного сильно, что устоять перед ним, когда Лойд отдавал предпочтение только мне, я была не в силах.
Сколько раз я обивала порог его сердца, чтоб найти хоть один крошечный закуток для себя. Сколько раз боролась с собой, чтоб не срезаться в однобокую близость тела, а остаться и настоять на своём. Он был моим желанием. Моим искушением. Моим потом и кровью, и трудным днём. Расстаться с ним — это как содрать кожу с живого тела, как иссушить сердце от крови, а лёгкие — лишить возможности дышать.
Воздушная среда вокруг, твёрдая земля под ногами, вода, падающая дождём, солнце, согревающее светом. Мои мир. Моя жизнь. Моё дьявольское искушение. Порог которого преодолён.