Умом Ян понимал, что это замечательно. В этот раз жертв было бы очень, очень много. Про ядерное оружие были разные мнения, некоторые считали, что это просто очень мощные бомбы, но Ян прекрасно понимал, что ядерная война отличается от обычной кардинально. Он видел учебные фильмы, он говорил с командиром части по особым БЧ и понимал – цивилизация стоит на краю. Если у них и правда больше сотни зарядов, и у противника тоже…
Но радость от неслучившейся войны не отменяла того, что на рынке труда был переизбыток. Военной техники было построено много, но никто пока не собирался ни строить новую, ни демонтировать старую. Исследования космического пространства, по сути, свернули – военным хватало запущенных спутников фоторазведки, проект создания орбитальной станции отложили в долгий ящик. Бывший ракетчик сейчас никому не был нужен. Люди готовы были копытом землю рыть ради любой работы.
Яну еще, можно сказать, повезло. Он начал работать в местном училище – преподавал физику детям, едва сменившим младшую, родительскую, семью на среднюю, семью подростков-школяров. В общем-то Яну понравилось работать с детьми – многие обладали пытливым умом, некоторые всерьез интересовались физикой, и даже самые тупые были достаточно хорошо воспитаны, чтобы тихо сидеть на уроках, разглядывая комиксы или, если ионосфера позволяла, слушая через наушники станции с музыкальными турнирами.
Но это было не его. Яну не нравился ни график работы, ни строгость школьных правил, ни оплата его труда. Он с трудом смог позволить себе снять комнату в местных общежитиях для холостяков и вести самый непритязательный быт.
Жизнь скрашивала лишь Адиан – женщина, с которой он познакомился в день прибытия в городок. Она была необычной даже по меркам нынешнего времени, с его крушением всех устоев и правил. Вначале Ян думал, что она находится в поисках материнской семьи – на это намекала и вольность поведения, и отсутствие сережек в ушах. Конечно, в ее возрасте странно быть одинокой, но такое случалось – из средней, подростковой, семьи люди вырастали, не могли больше выносить гогочущий табун гиперактивных подростков, а достойные партнеры для создания материнской семьи никак не встречались на пути.
Но все оказалось еще удивительнее.
Адиан вообще никогда не входила в среднюю семью. Она дольше обычного задержалась в родительской, занимаясь самообразованием, потом поступила в университет – ситуация не то чтобы невозможная или запрещенная, но чрезвычайно редкая. Она изучала социологию, историю, потом сосредоточилась на футурологии, а в итоге стала довольно известным политологом. Ян даже припомнил несколько ее статей, которые читал в свое время. Как ни странно, никакой выгоды из своей известности Адиан получить не стремилась. Даже когда ее пригласили войти в один из правительственных кабинетов, она отказалась под совершенно надуманным предлогом.
– Понимаешь, Ян, – рассказывала она как-то, сидя на крохотной кухне за тарелкой свежего салата, – любая работа на постоянной основе искажает независимость эксперта. Особенно – работа на правительство. На тебя давят желание хорошей карьеры, симпатия или антипатия к начальству, патриотические чувства, соображения «государственной выгоды».
Ян фыркнул. Адиан подозрительно спросила:
– Ты не смеешься надо мной?
– Нет, – ответил Ян. – Просто улыбаюсь. Мне нравится на тебя смотреть.
– Особенно когда я сижу голышом на твоей кухне, – усмехнулась Адиан. – Так вот, я не хочу связывать свою мысль работой на власть. Карьеристы ходят табунами, найдется достаточно тех, кто будет говорить удобные власти вещи.
– Но независимому политологу… – Ян замялся. – Довольно трудно…
– Добиться благосостояния, создать материнскую семью… – невозмутимо закончила Адиан. – Но я не хочу благосостояния и семьи. У меня есть все, необходимое для жизни. Включая тебя.
– И ты не хочешь спокойного будущего?
Адиан отставила пустую миску. Спокойно сказала:
– У нас нет будущего, солдат. Ты же сам это понимаешь, верно?
– Ты имеешь в виду нас с тобой или нашу страну? – уточнил Ян.
– Весь наш вид. И нас, и Черных. И все эти карликовые государства, которые маневрируют между двумя империями.
– Почему? – спросил Ян. Он не был удивлен, он сам склонялся к такому мнению.
– Это что-то в природе разума, Ян. – Адиан вздохнула, пристально посмотрела на него. – Видимо, по мере развития науки неизбежно наступает момент, когда разумная жизнь уничтожает сама себя. Ученые гадают, есть ли жизнь на других планетах, у других звезд. Дети мечтают, что когда-нибудь мы построим ракеты, способные туда долететь, – или к нам прилетят инопланетяне. А я уверена, что жизнь есть везде, космос полон ею. Вот только стоит жизни обрести разум – и она кончает самоубийством. Поэтому мы никуда не полетим. И к нам никто не прилетит. Мы обречены. Поэтому я не хочу иметь детей, и мне не нужны материальные блага.