— Одни люди могут видеть пятна на моем лице и читать мои мысли более четко, чем другие, — сказал мистер Триз, — я наблюдал целый спектр возможностей. Кто–то едва осознает, другие моментально оценивают гештальт[2] моих отличий, моих стигматов. Вот, например, когда я шел сюда, на другой стороне улицы негр подметал тротуар… он прекратил работу и уставился на меня. Конечно, он был слишком далеко, чтобы насмехаться, тем не менее он видел. Это типично, как я заметил, больше для представителей низших классов, чем для образованных и культурных людей.
— Интересно, почему так? — спросил Стокстилл, продолжая делать заметки в блокноте.
— Это уж вам виднее, если вы вообще хоть в чем–нибудь разбираетесь. Женщина, рекомендовавшая вас, говорила, что вы весьма компетентны.
Мистер Триз смотрел на доктора так, словно не замечал в нем пока никаких следов компетентности.
— Думаю, лучше узнать от вас предысторию, — сказал Стокстилл. — Я полагаю, меня рекомендовала Бонни Келлер. Как она поживает? Я не видел ее с апреля прошлого года или около того… Ее муж наконец оставил работу в сельской школе, как намеревался?
— Я пришел к вам не для того, чтобы обсуждать Джорджа и Бонни Келлер, — сказал мистер Триз. — Я загнан в угол, доктор. В любой момент может быть принято решение покончить со мной. Это состояние тревоги длится так долго, что… — Он остановился. — Бонни думает, что я болен, а я ее очень уважаю. — Голос его стал низким и почти неслышным. — Поэтому я обещал, что схожу к вам хотя бы один раз.
— Келлеры по–прежнему живут в Вест–Марине?
Мистер Триз кивнул.
— У меня там летний домик, — сказал Стокстилл. — Я поклонник парусного спорта. Стараюсь как можно чаще выходить в залив Томпалес. А вы ходили когда–нибудь под парусом?
— Нет.
— Расскажите мне, где и когда вы родились?
— В Будапеште, в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, — сказал мистер Триз.
Доктор Стокстилл, искусно задавая вопросы, постепенно выяснял историю жизни своего пациента в деталях, факт за фактом. Это было важно для последующей работы: сначала диагноз, а затем, если возможно, лечение. Анализ, а затем терапия. Известный всему миру человек с бредовой идеей, что незнакомые люди пялятся на него, — как в таком случае отличить реальность от фантазии? Что является границей, отделяющей одно состояние от другого?
Было бы так легко, понял Стокстилл, найти в этом случае патологию. Легко и заманчиво. Человек, которого так ненавидят… И я разделяю их чувства, признался доктор сам себе, — их , о которых говорит Блутгельд, то есть Триз. Я ведь тоже часть общества, часть цивилизации, которую поставили под угрозу чудовищные ошибки в расчетах этого человека. Могло ведь быть так, что и мои дети погибли бы из–за этого человека, высокомерно заявившего, что он не может ошибаться.
Но здесь было нечто большее, чем простое высокомерие. Сейчас Стокстилл чувствовал в этом человеке искаженную личность. Он видел его интервью по телевизору, слушал, как он говорит, читал его фантастические антикоммунистические речи — и пришел к обоснованному выводу, что Блутгельд таил в душе ненависть к людям, глубочайшую и всепроникающую, достаточную для того, чтобы на каком–то уровне подсознания ему захотелось ошибиться, захотелось рискнуть жизнями миллионов.
Неудивительно, что директор ФБР Ричард Никсон так яростно выступал против «воинствующего поклонника антикоммунистов в высших научных кругах». Никсон тревожился задолго до трагической ошибки 1972 года. Элементы паранойи с манией величия были налицо — и проницательный знаток людей Никсон распознал их, так же как и многие другие наблюдатели.
И они явно были правы.
— Я приехал в Америку, — говорил мистер Триз, — для того, чтобы скрыться от коммунистических агентов, которые хотели убить меня. Они охотились за мной уже тогда… и нацисты, конечно, тоже. Они все охотились за мной.
— Понятно, — сказал Стокстилл, продолжая писать.
— Они все еще преследуют меня, но в конце концов они останутся с носом, — хрипло сказал мистер Триз, зажигая новую сигарету. — Потому что Бог на моей стороне. Он видит, что мне нужно, и Он часто говорит со мной и дарует мне необходимую мудрость, чтобы пережить моих преследователей. Сейчас я работаю над новым проектом недалеко от Ливермора. Его результаты будут сокрушительны для наших врагов.
Наши враги, думал Стокстилл. Кто наш враг, если не вы, мистер Триз? Не вы ли сидите здесь и несете параноидальный бред? Как вам удалось получить высокий пост, который вы сейчас занимаете? Кто ответит за вручение вам власти над жизнями других людей и за сохранение этой власти даже после фиаско 1972 года? Вы и они — вот наши настоящие враги.
2
От нем. Gestalt — форма, вид, образ. В психологии термин «гештальт» обозначает целостность, не сводимую к составляющим ее частям.