– Э-э-э, – сглотнул улыбку Агзамов. – Вы тот самый… э-э-э… авторитет?..
– Бери выше! – оборвал его Сивый Арлан. – Я гроза всех авторитетов в нашем казахском болоте. – Я вор в законе всесоюзного масштаба.
– Но… Союза сейчас нет, – сдавленно произнес Агзамыч.
– Как нет? – вскричал Сивый Арлан, и, сев на корпеше, рванул на груди майку. Агзамыч отпрянул – на его широкой груди крсовались татуирвки Ленина, Сталина. а на животе – волчья голова с ощеренной пастью.
– А этот кто? – робко выдавил из себя Агзамов, указывая на последнюю татуировку.
– А это тот, кого я выращиваю в себе и из себя…
– Разумно, – чуть иронично сказал Агзамов.
– Ты заметил, что я одновременно черноволосый и седобородый?
– Это трудно не заметить…
– В том-то и дело. У нас, будь ты хоть семи пядей во лбу, но если ты не аксакал, никто тебя за человека не будет считать. Но, честно говоря, наши аксакалы настолько уже поизносились, что еле жуют своими вставными челюстями. Поэтому я решил не связывать себя только с ними, как видишь, ношу свои естественные черные волосы. Вот только бороду пришлось обелить. Зато теперь я весомей смотрюсь, не так ли?
Агзамов промолчал. Он не любил самовлюбленных людей. И все эти самопанегирики начинали его раздражать.
Сивый Арлан не видя прямой поддержки от Агзамова, тоже почувствовал себя уязвленным.
– Что молчишь? Белены объелся? Ты хоть знаешь, почему я сюда тебя позвал?
Поелозив рукой за спиной, он вытащил книгу про тюркскую хварну.
– Это твоя книжка?
– Моя и Адоева.
– Отныне она будет только твоей.
– Почему?
– Ты напишешь, что у тюрков была только царская хварна. А я подарю ее нашему Президенту.
– Но это не так. Тюркская хварна называлась кутом и ею мог обладать каждый тюрк, избранный богом.
– Ты прекрасно знаешь по тюркским надписям, что кут принадлежал только царю и царице, ибо они олицетворяли свой народ.
– Эти надписи не показатель, их писали только для этих царей.
– Значит, не будешь писать?
– Я уже все написал в своей книжке.
– Это неправильная книжка, значит и ты неправильный. А, ну-ка, братва, – закричал он, повернувшись к двери, – вправьте ему мозги и через три дня найдите где угодно и приведите обратно.
– Отдайте мою книгу!
– Она тебе без надобности. Ты напишешь новую.
В открывшуюся дверь вбежали знакомые боевики, и, скрутив Агзамову руки за спиной, потащили по коридору. Потом они втолкнули его в лифт и стремительно поднявшись вверх, затащили его в туалет.
– Ты кто? – спросил его тот, кто был потолще.
Агзамов не знал, что отвечать. Он понимал, что он уже не он, но кем теперь стал, он еще не знал. Между тем, угроза физической расправы была очень реальной.
– Я… никто, – искренне ответил Агзамов.
– А почему так одет, – резонно спросил бритый толстяк.
И тут Агзамов, потерявший всякую связь с собою прежним, обратил внимание, что хоть одежда ему не изменила. Он по-прежнему был одет в дорогую коричневую тройку, держал в руках кейс из крокодиловой кожи, а если бы эти братки знали сколько стоят его очки, они первым делом молча сняли бы их и убежали.
– А что, нельзя? – сыграл наивняка Агзамов.
– Гони деньги, – вернул его в грубую реальность толстяк.
– Я без денег, – буднично ответил человек в роскошной тройке.
– Тогда раздевайся, – толстяк уже явно не миндальничал.
– Но… как же так… я же останусь голым.
– Не бойся, нам трусы твои не нужны.
Агзамов вспомнил знаменитый совет Ленина и стал раздеваться.
Сначала он снял свои дорогие итальянские туфли, потом брюки и только потом почему-то верхнюю одежду.
Он думал, что на этом достаточно, но второй бандит схватил его за галстук и так сдавил горло, что Агзамов мгновенно снял все остальное, вплоть до часов и золотой печатки. Новоказахской цепи, он, слава Аллаху, не носил. Он хотел было снять и носки, но тут братки напихали все в черную сумку, толстяк вежливо хлопнул Агзамова по пузу с седыми волосиками и, обняв за плечо напарника с сумкой, пошел к выходу. Через мгновение Агзамов услышал стук захлопнувшейся двери и остался один.