— Привет! — Ян небрежно откозырял Гале. — Есть предложение пойти на танцы в Атарген. Ты как?
— Я… я не знаю. А остальные? — растерялась Галя.
Ян никогда не заговаривал с нею наедине. И никогда она не видела у него таких блестящих пристальных глаз.
— Причем тут остальные? — Он досадливо отмахнулся. — Я приглашаю именно тебя!
— Но… как же Иван Васильевич?
— А никак. Он — сам по себе, мы — сами по себе. Пойдем — и все тут. Любка ведь говорила, что берегом моря близко.
Из-за камней, насвистывая, появился Раджа, и Галя вдруг поняла: он выпил. Они оба выпили. Вот почему у Яна так блестят глаза.
— Я… я никуда не пойду с вами, мальчики. — Она сопротивлялась изо всех своих малых силенок.
Но Ян небрежно полуобнял ее за плечи. В ней все замерло, и сердце провалилось куда-то от властного прикосновения его руки.
— Пошли, старушка! Ну, надо же и тебе когда-то начать жить? Не живешь, а киснешь, как чайный гриб в банке!
И Гале показалось, что он прав! Она ведь и впрямь не живет, а вот сейчас, с этой минуты может начаться незнакомая, обжигающая опасной вседозволенностью жизнь. Надо только решиться и не трусить. Вспомнив Ирину повадку, она попыталась так же небрежно закинуть голову и расправить плечи.
— Пошли, мальчики!
Раджа хлопнул себя по груди от восторга:
— Во дает! Ну и тихоня!
Они пошли вдоль берега, скрытые береговым обрывом от глаз всего посёлка. Идти по упругому, выглаженному отливом песку было легко. Солнце светило им в спину, и на песок падали три неровные тени. Галина опережала остальные две.
Игра в мяч надоела всем, и ребята потянулись в поселок. Знали, что спешить некуда: еще не меньше часа придется ждать машину. Утром они прошли кратчайшей дорогой через водораздел, а шоссе огибает целый горный массив, прежде чем скатится к морю.
Иван Васильевич глянул на приближающихся ребят сначала спокойно. Он уже в одиночестве сидел на крылечке и курил.
— А что это я не вижу Гали? — спросил он у подошедшей Иры.
— Гали? — Ира недоуменно оглянулась. — Она с нами была только что…
— Нет, не только что, — поправила ее Наташа. — Она давно уже пошла на берег, я видела. Наверное, и сейчас там.
— Радже тоже пора бы вернуться… — скорее, сам себе, чем окружающим, проговорил Иван Васильевич и встал, — Кстати, а чем там Ян занимается?
Через пять минут выяснилось, что все трое исчезли. Их не нашли ни в поселке, ни на берегу моря.
У Ивана Васильевича потемнело в глазах: как он мог забыть, с кем имеет дело?
Подошел и встревоженный Данила Ерофеевич. — Парни ваши в Атарген подались и девчонку сманили. Больше некуда.
Он покосился на небо. Там вроде бы ничего не изменилось. Из синего колодца выглядывало солнце, а туча замерла, словно чего-то выжидала..
— Догонять надо, дело худое. — Данила Ерофеевич кивнул в сторону бухты. — Так высветлило, что жди беды, малым штормишкой не обойдется. А мотоцикл у нас только у фельдшера есть, да нет его сейчас в поселке. На дальний участок укатил с утра. Пошли пешком, — решил Данила Ерофеевич. — Да еще одного рыбачка прихвачу, парень надежный. А пойдем верхом по сопкам. Так мы их скорее перехватим — видно далеко… Эх, только бы буря не рухнула!
Ира, стоявшая все это время молча рядом с Иваном Васильевичем, вдруг решила вмешаться:
— А почему нас не берут? Мы, умеем ходить не хуже здешних рыбаков. Если идти, то всем!
Иван Васильевич видел, что и Наташа, и Толян думают то же самое. Он повернулся к ним, каждому заглянул в глаза, словно пытаясь достать дна их души.
— Ребята! Я очень вас, прошу, очень! Хватит своевольничать и играть во взрослую самостоятельность! Сейчас вы должны остаться в, поселке. Вот тут, в этом доме. И ни шагу из него! Очень прошу: не мешайте, не заставляйте думать еще и о вас!
Он говорил знакомые слова незнакомым голосом, и у всех троих тревожно забились сердца. Наташа шагнула к отцу:
— Папа, ты не беспокойся! Мы никуда не уйдем! Ты только возвращайся поскорее…
Данила Ерофеевич вернулся с неторопливым белокурым гигантом в скрипящей кожаной куртке и рыбацких сапогах.
— Семен, — представился тот коротко.
Трое мужчин свернули на еле приметную тропу, уходившую в сопки. Трое ребят остались возле крыльца дома.
Лучи солнца приобрели последний жалящий накал. На бухте исчезла даже мельчайшая рябь. Женщины во дворах неторопливо, но споро снимали с вешалов рыбу, загоняли в сараи кур. Мужчины крепили причал и вытаскивали лодки подальше на берег. Обкладывали их камнями.