Если в квартире хозяйничает полиция, лавочница как-нибудь, чем-нибудь да выдаст себя… Афанасьева вела себя и этом смысле совершенно безукоризненно, даже совет какой-то дала насчет фасона платья.
Уйдя из лавки, во дворе Соня повстречала «дядю Харитона», того самого дворника Петушкова, который приходил днем.
— Что, братец мой не приходил еще? — первая спросила у него с веселой улыбкой. — Ах, негодник! Вы уж, дядя Харитон, не приходите сегодня… за листком-то. Спать лягу! Придется вам до завтра потерпеть…
— Велено, чтоб сегодня… — вяло пробубнил дворник. Соня рассмеялась.
— Так все равно завтра — не сегодня понесете!
— А и то верно! — как невесть какому открытию удивился он и попросил — Тогда уж утречком… не задержите…
— Само собой, дядя Харитон. Обязательно!
Очень довольная собой, она поднялась в квартиру. Было там холодно и тоскливо: ни минуты не хотелось оставаться. На лестнице (когда уходила) никто ей не встретился; также и на улице, перед домом, никого не было.
Когда вернулась в квартиру на Вознесенском (был одиннадцатый уже час вечера), в первую минуту, увидев на столе спаянные из жести продолговатые цилиндры, числом ровно четыре, она решила, что снаряды уже приготовлены. Но присмотревшись повнимательней, к досаде своей, обнаружила, что цилиндры, стоявшие торчком, еще без «крышек» и ничем пока не наполнены, — не снаряды, а лишь оболочка их.
Некоторое время она молча наблюдала за работой. Как она поняла, шло как раз составление взрывчатой начинки. Впечатление со стороны было такое, что дело делает один только Кибальчич. Склонившись над стеклянными колбами с широким горлом, он то порошок подсыпал в них, то подливал какие-то жидкости. Остальные стояли вокруг стола и следили за его руками напряженно, как если бы боялись пропустить что-то очень важное. В полной тишине время от времени раздавался негромкий, хотя и отрывистый голос Кибальчича: «Пироксилин… Серная кислота… Нитроглицерин… Бертолетова соль… Порох… Парафин… Горячая вода… Гремучая ртуть…» — и тотчас, без спешки и без путаницы, либо Суханов (он чаще Других), либо Грачевский, либо, наконец, Фигнер протягивали ему требуемое, — . в этих размеренных, неспешных движениях была чёткость хорошо отлаженного механизма, и был свой чуть замедленный, но неумолимый ритм, который даже и ей, Соне, был внятен, хотя она мало что понимала в сути происходящего, в тех химических превращениях, которые совершались у нее на глазах в колбах.
— Стоп! — сказал вдруг Кибальчич. — Десять минут отдыха.
Присев на диван, он закурил. Соня встретилась с ним взглядом (он улыбнулся ей устало), подошла к дивану, села рядом.
— Они тяжелые… эти штуки? — спросила она про снаряды.
— Сейчас соображу… Примерно по пять фунтов. Во всяком случае не больше.
— А это… это, Коля, надежно? — еще спросила она и тотчас осеклась, сообразив, что это никчемный вопрос — бесполезный да еще и глупый.
Но Кибальчич не смутился этим наивным ее вопросом. Напротив, в усталом лице его появилась даже оживленность.
— Очень! — весело сказал он. — Ты, Сонюшка, и представить себе не можешь, до какой степени это надежно! Смотри сама… Хотя нет., не буду тебя мучить техническими тонкостями, все равно не поймешь! Но вот главное, весь смысл изобретения: каждый снаряд устроен так, что, как бы он ни упал — на торец или плашмя, боком, — взрыв неминуем! Фокус тут в том, что внутри снаряда не один, как обыкновенно делают, а два взрывчатых механизма — вот эти две стеклянные трубочки с серной кислотой, которые при ударе разбиваются свинцовыми грузиками; чтобы исключить всякую случайность, одна трубочка располагается вертикально, другая — горизонтально. Таким образом, какая бы трубочка ни разбилась — воспламенение гремучего студня неизбежно. Насколько я знаю по литературе, во всем мире никто еще не додумался до этого… — Оборвал себя неожиданно, усмехнулся — Вишь, расхвастался как! Ну, пора! — сказал он. И опять вернулся к своему месту, у стола.
Но прежде чем они приступили к работе, Соня ушла в Верину комнату — Вера же и уговорила ее, заставила.
— Вы-то здесь как, надолго? — спросила уходя.
— Пока не сделаем, — ответил за всех Кибальчич. Часа в два ночи пришла Вера, тихонько устроилась на кушетке. А мужчины так и не ложились, видимо: просыпаясь, Соня всякий раз улавливала приглушенные голоса, доносившиеся из большой комнаты.
Потом, под самое утро, она заснула уже крепко и ничего не слышала.