– Что? – Рада подалась вперед. Стул опасно качнулся, и она чуть не оказалась на полу. – Вы все выяснили?! Нашли записи с камер? Штерн уже арестован?
Следователь недовольно поморщился.
– Тише, тише. Спокойнее, Алинтас. А то придется зафиксировать вас во избежание… кхм… Короче, лучше вам сидеть смирно.
Рада покорно отодвинулась, прижалась лопатками к холодной металлической спинке. И настойчиво повторила:
– Так вы нашли записи?
В глазах следователя мелькнуло что-то, похожее на сочувствие. Но голос остался холодным:
– Это уже не имеет для вас никакого значения.
– Но…
– Дело практически завершено! – он заговорил громче, не давая Раде вставить слово. – Собранные улики однозначно указывают на вас, госпожа Алинтас, как на главного организатора и исполнителя беспрецедентной по своему цинизму акции, направленной против всего человечества.
Он сделал паузу, но Рада больше не пыталась вступить в разговор. Оглушенная, раздавленная, она чувствовала себя букашкой, выброшенной в открытый космос. Чудовищное давление разрывало ее изнутри. Бесконечная абсолютная пустота окружала снаружи. И на миллионы световых лет вокруг не было ни одной точки опоры.
– Я, собственно, вызвал вас для того, чтобы поставить в известность об окончании следственных мероприятий, – равнодушно подвел итог оранжевоглазый и подтолкнул к ней прозрачный квадратик. – Ознакомьтесь с материалами дела. Можете сделать это здесь или в своей камере. Она ведь оборудована терминалом?
В бескрайней пустоте мелькнула крохотная точка надежды. Рада встрепенулась, заставила себя разомкнуть ссохшиеся губы:
– А… – голос не слушался, и ей пришлось несколько раз сглотнуть. – А где… тот следователь?
Мужчина за столом удивленно приподнял брови.
– Он… Он вызывал меня в прошлый раз, – попыталась объяснить Рада, отчаянно цепляясь за призрачную тень надежды. – Обещал найти записи… На "Эскудеро"! Там везде камеры, он обещал, что…
– Ах, вы об этом, – лицо следователя омрачилось. – К сожалению, с моим коллегой произошел прискорбнейший несчастный случай при использовании пространника. Нелепая случайность, знаете ли. Сбой в работе системы.
Он еще что-то говорил, но Рада не слышала. Последняя крупица реального, "прежнего" мира жалобно мигнула и погасла. Навсегда.
5
Рада лежала обнаженная в полупрозрачном матовом коконе. Как мертвая царевна из сказки.
Я все еще сплю. Это просто сон. Жуткий болезненный сон.
Она пошевелила затекшими пальцами рук и ног. Поток воздуха, нежно окутывавший тело, вдруг иссяк, раздался пронзительный звуковой сигнал. Крышка "хрустального гроба" противно чавкнула и уехала в сторону. На Раду обрушился шквал звуков и запахов.
Откуда-то возникли грязные, опухшие лица. Жадные руки зашарили по обнаженному телу. Рада забилась в коконе, но оказалось, что она туго стянута ремнями. Несколько секунд она еще верила, что вот-вот проснется и окажется на пластиковой койке в одиночной камере. А потом вспомнила все.
Ее насильно оторвали от дома и работы. От любимого человека. От Земли. Осудили. Лишили гражданских прав, заперли в тесном пространстве корабля с этим отребьем. Навсегда.
Рада перестала барахтаться и завыла.
Совсем рядом послышалась возня и глухие удары. Потом разнеслась отборная брань и возмущенные вопли, и вдруг все стихло. Мерзкие руки исчезли. Рада осторожно приоткрыла один глаз и увидела мужчину с бритым исцарапанным черепом. С жилистой шеи свешивался странный амулет, похожий на акулий зуб, раскачивался туда-сюда прямо перед лицом Рады.
– Тише, тише… – сказал мужчина, глядя на нее воспаленными дикими глазами.
Ей опять захотелось завыть во весь голос, но она стиснула зубы так, что, кажется, начала крошиться эмаль, и промолчала.
– Я освобожу тебя от ремней. Но мне придется прикоснуться к тебе, понимаешь?
Она кивнула – не лежать же привязанной. Кажется, очень давно, в прошлой жизни, она видела этого мужчину, но никак не могла вспомнить, где и когда. Голова была тяжелой и мутной от препаратов, индуцирующих сон. Рада снова начала всхлипывать.
– Уже все, – мужчина ловко освободил ее и помог сесть. Накинул на плечи какую-то тряпку мышиного цвета. Рада тут же закуталась в нее, укрываясь от чужих взглядов, хотя в общей камере было ужасно жарко и душно. Тело мгновенно покрылось липкой испариной.
Мужчина повернулся к толпе и прорычал:
– Представление закончилось! Все вон!
Какой-то толстяк стал напирать на него, выкрикивая угрозы. Жилистый подобрался, как ягуар перед прыжком, и прошипел что-то в ответ. Его лицо стало жестким и злым, но слов Рада не разобрала. Они потонули в шуме, который производили несколько десятков – или сотен? – человек. Над головой раздавались хлюпающие звуки, им вторили свист и шипение, доносящиеся с другой стороны камеры. Мерно жужжали соседние ложементы, охраняющие сон счастливчиков, которым удалось купить у системы несколько месяцев покоя. Как бы ей хотелось поменяться местами с любым из них! Ее путешествие в анабиозе оплатил спонсор, пожелавший остаться неизвестным. Стеф, кто же еще. У родителей просто не было таких средств. Но разве внесенных денег не должно было хватить, чтобы сон продлился до самого прибытия на каторгу?
Голова закружилась, как только она села, и желудок больно сжался, стремясь исторгнуть многомесячную пустоту. Новый знакомый, успевший разобраться с толстяком, снова повернулся к Раде.
– Это пройдет, – хмуро сказал он. – Дезориентация, амнезия, нарушение координации – это нормально после анабиоза. Скоро придешь в себя, только надо поесть. Помнишь, как тебя зовут?
Она точно его встречала раньше. Его звали… Как же его звали? Никак не удавалось вспомнить имя. Зато вспомнилось, где она его слышала. На процессе! Наверное, тысячу раз. В нем было что-то вкрадчивое, кошачье. В отличие от самого мужчины, который, если и напоминал кота, то только помоечную версию – худющий, обтрепанный и постоянно готовый к драке.
Да какая разница, как его звали. Имя, фамилия… Все это осталось на Земле. Каторжанину положен номер. Или прозвище. Как там говорят эти, помоечные – погоняло?
– Ладно, потом вспомнишь, – нетерпеливо бросил мужчина. – Идем!
Он помог ей вылезти из капсулы и, поддерживая за плечи, потащил куда-то, привычно и ловко расталкивая заключенных. В дальнем конце камеры гудело, шипело, и толпились люди. Невозмутимо обойдя очередь, стоящую перед узкой высокой щелью в стене, жилистый сорвал с Рады хламиду и подтолкнул вперед.
– Ставь ноги на подставки, и не вздумай спускаться, – приказал он. – Это биоузел.
Тонкая кожистая стенка сомкнулась, отрезав ее от всех. Рада осталась в полной темноте. Что за дурацкие шутки? Она отчаянно замолотила кулаками по стене. Все равно что стучать по подушке – мягко, беззвучно.
Через несколько секунд снизу захлюпало, заклокотало. Почти сразу со всех сторон обдало горячим и влажным. Глаза защипало. Голову облепило мягкое и тоже горячее. Рада взвизгнула и тут же закашлялась от густого пара. Спустя несколько секунд экзекуция закончилась. Жуткая "шапка" отлепилась, мягкая перепонка, заменявшая дверь, открылась, и Рада вывалилась прямо в мускулистые руки мужчины-кота. Он заботливо обернул ее все той же серой тряпкой.
– С легким паром!
Рада подняла руку, коснулась гладкой, безволосой кожи на голове.
– За что? – спросила она, и испугалась, услышав свой голос. Хриплый, каркающий.
– Такая уж у нас баня, – развел он руками. – А глаза привыкнут со временем. Это все из-за наночастиц, которые очищают и обеззараживают кожу и слизистые.
Пол двигался, словно живой, и каждый шаг давался с трудом. Рада висела на руках у жилистого, едва успевая переставлять ноги. Он потащил ее в другой угол, где с потолка свешивался десяток гофрированных трубок, похожих на кишки. У каждой стояла очередь в несколько человек.
Мужчина-кот растолкал ожидающих и, не обращая внимания на бурные протесты, схватил освободившуюся кишку. Брезгливо отсоединил общий загубник, сунул в мягкую стену, охотно поглотившую его. Очередь недовольно заворчала:
– Какого хрена?! Теперь ждать, пока пузыри новую соску выдадут?