Выбрать главу

"Запомни, Жмур, – отсмеявшись, сказал Крот. – Ты – мясо. Снегожоркин корм. А я сосульку жрал, понял?! Прикажу – будешь голыми руками лед выковыривать. И благодарить за то, что живой" – "Пошел на х-х-х…", – зашипел Тимур и осекся, наткнувшись на горящий взгляд Крота. Тот ничего не ответил, а после смены нажаловался Гроссу.

Смотрящий вызвал Тимура, просветил своим рентгеновским взглядом.

– Ты сегодня Крота послал… Чем докажешь, что он приверженец однополой любви? За базар отвечать надо, Жмур.

Тимур вскинулся, сжимая кулаки…

– Ша! – негромко приказал смотрящий, и Тимур вдруг обнаружил, что невольно выпрямляет спину, становясь по стойке смирно. Он заставил себя расслабиться.

– Не будешь за базаром следить – ты труп, Жмур. Сдохнешь по глупости, туда и дорога. Если башку включишь, у тебя два пути будет. В студни или в отморозки. Выбирай сам.

В студни Тимуру не хотелось. Бесправные забитые создания вели ужасающий образ жизни. Подбирали упавшую еду, продавали себя за порцию фуду, оказывали мелкие услуги всем желающим – починка одежды, сексуальное удовлетворение – опять же за еду. Это тоже был путь к смерти – только более долгий и унизительный.

С отщепенцами все было просто, а вот что нужно, чтобы выбиться в "отморозки", то есть в каторжную элиту, Тимур пока не разобрался. На первый взгляд, иерархия среди каторжников была устоявшейся, и возможностей пробиться в "верхушку" не было. Вот только… Что там Крот болтал? Какую еще сосульку он жрал? И почему это стоит отдельного упоминания?

Впрочем, Гросс не упомянул, что был еще третий вариант – середина, "мясо" или "строганина". Не высовываться, подчиняться отморозкам, пользоваться услугами студней, работать. Терпеть. Существовать.

М-да…

Тимур встрепенулся и понял, что слишком долго молчит, погрузившись в размышления о небогатом разнообразии своих перспектив. Гросс с интересом наблюдал за ним. А ведь он, похоже, относится ко мне с симпатией, подумал Тимур. Интересно, почему? Спрашивать напрямую такого человека бесполезно…

– Пораскинул мозгами? – неожиданно спросил смотрящий.

– Кхм… – растерялся Тимур. – Ну…

– И что надумал?

– Да что тут надумаешь! – с удивившим его самого отчаянием воскликнул Тимур. – Это же все равно не жизнь! Хоть студнем, хоть отморозком – не жизнь, а… видимость одна!

Гросс удовлетворенно хмыкнул.

– Не ошибся я в тебе, парень, а? – он наклонился к самому уху Тимура и заговорил: – Я тебя знаю, Ларин.

– Что?!

– Заткнись и слушай, анархист. Я читал твои статьи. Давно. Ты про снеговиков гребаных писал тогда. Хорошо писал. Умно.

Контраст этого нового Гросса с грубым и неотесанным главарем банды отщепенцев был таким разительным, что Тимур совершенно растерялся. До сих пор он считал, что выбиться на самую верхушку каторжной пищевой пирамиды необразованному мужику удалось благодаря жестокости и силе. Но теперь понял, что под личиной бандита скрывается умный и опасный человек.

– Рот закрой, – посоветовал Гросс, явно довольный произведенным эффектом. – Думал, я так, тупой уголовник?

Окончательно потеряв сцепление с реальностью, Тимур честно кивнул, не думая, как отреагирует смотрящий на подобное признание.

Впрочем, Гросс не обиделся, будто реакция Тимура была им заранее просчитана.

– Слушай внимательно, журналист. Повторять не буду. Законы у нас здесь суровые, но справедливые. Вижу, что ты толковый, хоть и анархист. Я не Крот, и считаю, что за незнание не наказывать надо, а учить. Есть несколько правил, которые стоит выполнять, чтобы остаться человеком даже здесь. Первое – не убей. Разные, конечно, случаи бывают, но если не хочешь стать зверем без капли морали – нельзя убивать своих товарищей. Убьешь, будь готов, что и тебя скоро завалят. Закон второй – не укради. Пайку, спецуху, время с бабой можешь в карты выиграть или силой отобрать. Но за крысятничество тут убивают. Здесь и так трудно выжить, так что врагов заводить не надо. И это третий закон. Тут, конечно, думать надо. Врага лучше уничтожать сразу, иначе выжить будет трудно, но убийство – это крайнее средство. Потому что есть первый закон. Лучше задушить конфликт в зародыше. И четвертый закон – не оскорбляй. У нас нельзя безнаказанно людей посылать.

– Но Крот…

– Молчи и слушай, я сказал! – повысил голос смотрящий. – Крот в авторитете, а ты сявка вновь прибывшая. Не тебе на Крота гавкать. Хочешь выжить – терпи, молчи и башкой думай, а не яйцами с авторитетами меряйся! Понял?

Тимур кивнул.

– Теперь вот что. Я здесь уже семь лет. Из моей партии никого не осталось. А я подыхать не собираюсь. И ты мне в этом поможешь.

– Я?

– Ты, – невозмутимо подтвердил Гросс.

– Но каким образом? – удивился Тимур.

– Найдешь способ сбежать. Каторга, она знаешь где?

– Где?

– В твоей голове, чудила. Нас здесь никто не охраняет. Мы люди свободные, а свободный человек – он все может, что захочет. Захочет -здесь останется, захочет – свалит к чертовой матери.

Тимур несколько раз открыл и закрыл рот. Поморгал глазами. Крепко зажмурился и длинно выдохнул.

– Не веришь, – понял Гросс.

– Первое, что нам рассказали здесь, – не открывая глаз, отозвался Тимур, – что сбежать невозможно. Каторга уже много лет существует, так? И ни одного случая побега не было.

– Было, – веско бросил Гросс, и Тимур сразу заткнулся. – Попыток было много, в основном неудачные. Грузовой пространник, он ведь только неорганику пропускает, поэтому и охраны возле него никакой.

– Откуда вы знаете? Никто же не видел, что с теми, кто в тоннель ушел, случается. Вдруг они давно на солнышке греются? А вы… мы, трусы легковерные, лед для проклятых снеговиков колем.

– Тех, кто бежать через пространник пробовал, размазывало по вагонетке тонким слоем. Кто на той стороне лед принимает, тоже не дураки. Кишки да кровищу так в вагонетке и оставляли. Мол, глядите, чего с вами будет, если бежать вздумаете. Страшная это смерть, журналист. Хуже чем замерзнуть или от зубов снегожорки сдохнуть. Никому такого не пожелаешь.

– А теперь объясните мне, уважаемый Гросс, с какого… почему вы решили, что я смогу это сделать?!

Он открыл глаза и уставился прямо в бесстрастное лицо смотрящего. Слышал бы меня сейчас Слон, мимоходом подумал Тимур, окочурился бы от ужаса. Нельзя так разговаривать с "самым главным отморозком"! Да плевать я хотел на все эти игрища! Ну, кивнет он сейчас своим прихлебателям Джокеру и Лаки, ну, грохнут меня и на мясо пустят. И что? Страшно мне? Тимур прислушался к себе и честно ответил: страшно. Но не очень. Этот интриган доморощенный сколько лет тут корячится, надо же ему себя как-то развлекать. А мне, по-любому, четвертый путь выпадает – больше чем на полмесяца таблеток не хватит. Закончатся, и кирдык. Так что могу говорить, что хочу, и точка!

– Потому что был один, которому удалось сбежать, – отрезал Гросс. – Так что слушай сюда, журналист. Чтобы не сдохнуть через месяц, ты должен стать отморозком. Снегожорку завалить у тебя кишка тонка, так что ищи сосульку. Когда я буду знать, что ты выживешь, тогда дальше будем разговаривать. А пока в наказание отработаешь еще полсмены.

– Э… – начал было Тимур.

Но едва заметный кивок смотрящего послужил командой помощникам – к Тимуру подскочили с двух сторон, оттеснили.

– Прошу извинить, Гросс-сенсей отдыхать будет, – бесстрастно произнес Джокер.

– Вали в забой, снегожоркина отрыжка, пока дубиной под ребра не получил! – оскалился чернокожий верзила Лаки.

– Уже ушел, – мирно сказал вовремя поумневший Тимур.

3

Ночью "весенний" пронизывающий ветер усилился настолько, что на путь от забоя до барака Тимуру потребовалось едва ли не в два раза больше времени, чем обычно. Шквальный ветер бил его в спину как таран. Если бы не спасительная веревка, проложенная между бараками и забоем, Тимур давно бы сбился с пути и замерз где-нибудь в сугробе. Разглядеть что-либо дальше вытянутой руки было невозможно. Мутный свет налобного фонаря выхватывал бешено крутящуюся ледяную крупу и тут же рассеивался, не в силах бороться со стихией.