Она вырвала руку:
– Мне нужно поговорить с Сельмой. И… Я ничего не обещаю.
4
В течение следующих трех недель Тимур мог думать только о еде. Ему снилась куриная лапша, которую виртуозно стругала мама. Она добавляла в золотистый бульон с тончайшими ниточками лапши кусочки куриного мяса и кружок сваренного вкрутую яйца. Сверху присыпала зеленью. А рядом на тарелке исходит паром горка свежих чебуреков, которые обязательно надо есть с острой томатной подливкой с чесноком и уксусом. Надкусываешь, обжигаясь, горячий уголок, и туда в самую мякоть наливаешь ложечку подливки, чтобы мясо пропиталось. А потом вгрызаешься в это истекающее мясным соком, горячее… М-м-м!
Проснувшись, он все еще чувствовал аромат маминой стряпни. Вот ведь странно память устроена. Каких только деликатесов ни перепробовал за свою жизнь журналист Ларин, а снилась простая еда из далекого детства.
Наяву была фуду, которой постоянно не хватало. С вечерней, сухой пайкой было намного проще. Тимур отделял от нее пластинку толщиной с палец, остальное аккуратно убирал в карман. Старался жевать как можно дольше. Пил много воды, в надежде, что фуду разбухнет в желудке и заглушит постоянное чувство голода. Этого хватало на то, чтобы не протянуть ноги.
С утренней баландой из фуду, которую раздавали перед началом рабочего дня, было сложнее. Очень трудно заставить себя остановиться после пары глотков горячей вязкой жижи. Хотелось втянуть ее в себя залпом и вылизать миску. Но после того, как Тимур пару раз бездумно заглотил целиком миску баланды, не оставив ничего для Рады, он выработал новую тактику. Получив свою порцию белковой жижи, сразу же переливал большую часть в карман спецухи. На холоде баланда застывала, и получался вполне приличный кусок. Остатки Тимур разбавлял горячей водой. Получалась питательная белесая водичка – "снегожоркино молоко". А если удавалось разжиться строганиной в обмен на побрякушки из "снегожоркиного уса", которые они со Слоном намастачились делать в свободное время, то день считался и вовсе удачным.
Идея пришла сама собой. Слон как-то выпросил у напарника узорчатый клык-талисман, который Тимур не снимал с шеи. Долго вертел в руках, даже на зуб попробовал. Это из "снегожоркина уса" что ли, поинтересовался он.
– Снегожоркина хрена, – отрезал Ларин, – а ну, дай сюда.
Это было единственное напоминание о Земле и семье, а зубы у Слона вон какие.
Напарник доходчиво объяснил, что побрякушка эта дрянь, что он тоже так может и даже лучше. И уже на другой день они обзавелись собственным делом. Слон оказался на удивление рукастым и изобретательным. Он вытачивал расчески, колечки, заколки, бусики и прочую ерунду, на которую так падки женщины. Тимур помогал, как мог. Добывал расходники, искал покупателей. В бабском блоке он теперь был желанным гостем. Выкладывал на стол очередную партию побрякушек, и, пока женщины, визжа от восторга, рассматривали товар, Тимур мог незаметно расплатиться с Магой.
– Как она? – неизменно спросил он у Смотрящей, отдавая фуду.
– Как обычно. Зайдешь сегодня?
Тимур качал головой. С Радой он виделся пару раз, только чтобы убедиться, что Мага держит слово. Боялся, что Рада, узнав об их договоре с Магой, решит, что он пришел за расплатой. Бедняжка и так забивается в дальний угол каждый раз, когда он приходит.
– Хочешь другую девочку? – спросила вдруг Мага. – Многие согласятся пойти с тобой, потому что им нечем больше платить за цацки.
Тимур сглотнул. Еще час назад, возвращаясь со смены, он с трудом волочил ноги. Казалось, что каждый ботинок весит не меньше тонны. Хотелось лишь доползти до лежанки и заткнуть урчащий желудок. Жалкий остаток вечерней пайки с этой задачей явно не справился. Но оказалось, что голод желанию не помеха. Он оглянулся на женщин, меривших побрякушки. Они уже не казались такими отталкивающими, как при первом посещении женского блока. В паху сладко заныло, и противный внутренний голос заорал: "Хочу! Любую. Старую, страшную, толстую, с волосатой грудью. Тебя тоже хочу!".
Глупо, укоризненно сказал Тимур себе. Глупо отнимать энергию, идущую на восстановление организма. Секс слишком энергозатратен. При такой пайке сдохнешь, не успев доползти до барака. Ну и что, возразил он сам себе. Какая разница, мне так и так не долго осталось.
– Нет, – со вздохом отказался Тимур. – Это не мои цацки, а Слона. Я передам ему твое предложение, думаю, он будет счастлив.
Лицо Маги вытянулось от изумления.
– Ты должен знать. Сегодня приходил Крот и расспрашивал о тебе. К кому приходишь, как часто.
– И что ты?
– С ним говорила Сельма. Ты не думай – все, что происходит здесь, остается здесь. Остальным не обязательно знать о наших делах. Только… потом он стал задавать вопросы о твоей девчонке.
– Что?!
– Хотел пойти к ней. Сельма сказала, что она больна и сегодня не работает.
Тимур сжал кулаки.
– Ему что, остальных мало?
– Это его право, он же авторитет. Он никогда не приходит к одной девочке два раза подряд. А еще норовит какую-нибудь гадость сказать, унизить или ущипнуть побольнее. Девочки не хотят его обслуживать, но куда деваться?…
Тимур скрипнул зубами. Вот на что он заработанные нами пайки тратит, зараза. Мага вздохнула.
– Я не знаю, сколько еще мы сможем держать все в тайне. Мы с тобой договорились, я знаю. Но я не смогу долго отказывать Кроту, если он потребует именно ее.
– Придумай, что-нибудь, Мага. Ты же можешь.
– Сельма боится. Если он настучит Гроссу, нам всем не поздоровится. Рано или поздно это случится. Я не могу так рисковать. Каждый выживает, как может. Я заступаюсь за своих девочек, а вот за меня постоять некому.
Идти на открытую конфронтацию с Кротом было глупо. Всю ночь Тимур ворочался в своем отсеке, прокручивая в мыслях варианты развития событий, и уснул лишь под утро. Он пообещал Маге, что разберется с отморозком, но так и не придумал, что делать. От недостатка кислорода, еды и тепла мозг отказывался работать. А невозможность до конца разобраться во всех тонкостях иерархической структуры, хитросплетениях Закона и местного фольклора доводила Тимура до исступления. В головоломке, которую он пытался решить, чего-то не хватало. Больше всего Тимур злился на себя за неспособность найти эту мелкую деталь, которая расставила бы все по своим местам.
Наверное, мог бы помочь разговор со смотрящим. Уж Гросс бы растолковал, как можно не просто существовать в этом холодном аду, а жить вполне сносно. Но тот, проходя мимо, ни разу даже на секунду не задержал на нем взгляда. Тимур уже подумывал, что беседа со смотрящим была просто голодной галлюцинацией или сном.
Он встал в очередь за утренней порцией фуду.
– Слыхали, чего вчерашняя смена у пещеры Мертвяков нашла? – спросили у него за спиной.
– Очередное кладбище инопланетных уродцев? Через тысячу лет и нас какие-нибудь головоногие откопают.
Разговор вывел Тимура из спячки.
– А что, кроме нас тут и другие есть? – спросил он и машинально щелкнул пальцами, чтобы записать разговор. Тут же вспомнил – нет никакого диктофона.
– Раньше были, – ответили ему. – Еще до людей.
Вспыхнувший в Тимуре интерес угас, уступив место тупому безразличию. Он не собирает материал для статьи. Это не временная командировка, не расследование, не работа под прикрытием. Это его жизнь. Все, что у него осталось.
Очередь продолжала делиться последними новостями.
– Третью сосульку за месяц нашли. Значит, снегожорки опять стадами попрут.
– Дык, пора. Весна скоро.
– Угу, – уныло согласились сзади. – Весна, будь она неладна. Только успевай головой вертеть. Или снегожорка слопает, или в трещину угодишь. И пайки опять урежут…
– Почему это? – заволновался кто-то из новичков.
– Лед рыхлый становится.
– Так наоборот же, легче его добывать.
– Угу. Только пузырям не по вкусу. Такая вот хренотень. С одной стороны, теплее и работать вроде как легче. Зато опаснее и жрачки меньше.
Тут подошла его очередь, раздатчик скупо плюхнул в миску пахучую жижу, и стало не до глупостей. Тимур, крепко держа посуду двумя руками, побрел к своему отсеку, изо всех сил стараясь не торопиться, чтобы успеть сполна насладиться запахом горячей фуду. Желудок зашелся в спазме, рот наполнился слюной. Мелькнула короткая язвительная мысль: и это успешный журналист, еще год назад брезгующий зайти в фаст-фуд забегаловку! Забудь, мысленно прикрикнул Тимур на себя. Это было давно и неправда! Ты – абориген, местный житель. Жри фуду и не вякай. В этом твоя ошибка, старик. Пока ты будешь вести себя как сторонний наблюдатель, не сможешь нащупать нить, не увидишь логики этого убогого бессмысленного мира. Крот здесь свой, а ты нет. Ты – пришелец. Аутер. И пока не поймешь и не примешь этот мир изнутри, не сможешь отстоять свою независимость и поставить на место всякую хищную сволочь.