Когда над головой раскатилась, отскакивая от стен тоннеля, длинная матерная тирада, Тимур чуть не свалился обратно, разом ослабев от счастья.
Он задрал голову, и в глаза ударил свет чужого налобника. Держись, братуха, разорялся Слон, сейчас старший товарищ тебя вытащит.
Едва оказавшись на тропе, Тимур, задыхаясь от пережитого ужаса пополам со злостью, заорал:
– Какого хрена?! Где тебя носило?!
Он-то как раз, принялся объяснять Слон, в одиночку грузит проклятые кубы на вагонетку, как положено. Пока некоторые, вместо того чтобы лед добывать, по лабиринтам шастают. А Крот в самый первый день предупреждал, чтоб держались от снегожоркиных нор подальше. А Крот, хоть и мудило полнейшее, и Жмур его поколотил знатно, но…
Тут Слон потерял мысль и озадаченно замолчал. Тимур тут же вклинился в паузу:
– И что за придурок, которого ты послал? Этот козел все напутал, за каким-то дьяволом отправил меня в чертов снегожоркин ход! Я же человеческим языком спрашивал: на погрузку? Нет, говорит, третий отворот, чтоб его…
Слон коротко, но эмоционально ответил, что он никого никуда не посылал, хотя теперь уже думает, что кое-кого, пожалуй, стоило бы… Думаешь это Крот? Он вроде там мелькал, в толпе у пространника. Мужики фиговину какую-то нашли. Возбудились так, будто объявили, что в бабский блок можно за просто так ходить.
– Что еще за фиговина? – безразлично спросил Тимур, пытаясь сидеть ровно. Руки и ноги тряслись от напряжения. Он кое-как вытащил из кармана баночку с таблетками и теперь пытался открыть ее непослушными пальцами.
Снежным комом навалились головная боль и апатия. Фригория его доконала. Раздавила, превратила в трясущуюся развалину. Хотелось лечь, свернуться в позу зародыша и отключиться. Не слышать радостной болтовни напарника, не сходить с ума от собственного бессилия.
Вот ведь, недотепа безрукий, подивился Слон, что бы без напарника делал, журналист-мурналист? Он содрал рукавицу и бесцеремонно затолкал Тимуру в рот спасительную таблетку. Так вот, фиговина, которую пацаны-то нашли – сосулька здоровенная. На причиндалы смахивает, хихикнул Слон. А растет из земли. Ледышка-ледышкой, только если приглядишься, золотая искра в ней проскальзывает. Мужики еще спорить начали. Кто-то говорил, что это такая хрень местная, вроде галлюциногенных грибов. Другие: мол это, чем снегожорки под себя ходят. А еще говорят, раз сосульку нашли, значит, твари проснулись. Осмотрительней быть надо.
– Ты червя белого размером с поезд не видел? – спросил Тимур. – Это снегожорка и была, видать. Она меня в тоннель и спихнула, тварь.
Нефиг по забою гулять, заметил напарник, лучше бы лед резал и норму выдавал.
– Я тебя искать пошел, думал кирдык тебе – сожрала тебя снегожорка.
Да чего мне сделается, засмеялся Слон и на радостях так стиснул Тимура, что тот позеленел от боли.
– Уходить надо, Слон. Вдруг эта тварь вернется.
Так может наоборот, дождаться ее и замочить, предложил напарник. Сразу можно авторитет заработать и в отморозки пробиться. А лучше живьем отловить. Говорят, был один счастливчик, поймал тварь и в клетку запер – грелся потом чуть ли не год, пока она не сдохла.
– Врут, – отмахнулся Ларин и побрел в сторону забоя. – Откуда тут клетка?
Уж и помечтать нельзя, обиделся Слон и отчитал напарника за то, что инвентарем разбрасывается. Уведут ведь хитромордые сидельцы, тот же Крот, к примеру. Придется им снова лапу сосать. А этого нельзя допустить, потому как ему, Слону, питаться нужно как следует, чтобы объемы поддерживать, не в пример тощему напарнику. Во-вторых, давно уже хочется в бабский блок. Так что даешь двойную норму Жмур.
Слон наконец-то дождался звездного часа. Окруженный самыми прекрасными обитательницами женского блока он, как султан в гареме, благодушествовал, одаривая их собственноручно изготовленными побрякушками. Бабы толкались и гомонили, норовя подлезть ближе к благодетелю.
Тимур улыбнулся и повернулся к Маге, которая внимательно следила за происходящим. Ее напряженное маленькое тело напоминало туго скрученную пружину, готовую распрямиться в любой момент. Недоверчивая, колючая, злая. Изломанная, но не сломленная. Глубоко упрятавшая свою женственность, но не утратившая ее. Насколько Тимуру было известно, Мага была единственной женщиной, сумевшей пройти испытание сосулькой, за все годы существования Фригории.
– Значит, сосульки эти как-то связаны со снегожорками? – продолжил он прерванный разговор.
В отличие от напарника, он пришел сюда только ради информации. Как раз перед походом в женский блок Тимур пересчитал оставшиеся таблетки. Восемнадцать, как ни считай, больше не становится. Шесть дней или девять, если экономить и глотать лишь по две. Только хрен знает, что из такой экономии получится. Он осторожно ссыпал таблетки обратно в пузырек. Сунул его во внутренний карман спецухи, тщательно закрыл липучку. Глупо, конечно – ну, потеряется лекарство, и что? Минус шесть дней жизни? Такой жизни?! Да хоть бы ее совсем не было, жалеть не о чем!
Правда, оставалась еще Рада… Нужно было решить эту задачу до того, как закончатся таблетки.
– Обычно они появляются там, где твари. Или у самого выхода из тоннеля. В пещерах, бывает, целые поляны находят. Только теперь уже редко, – сказала Мага и пристально посмотрела на него. – Почему ты спрашиваешь, Тим? Собираешься сосульку есть?
– Возможно, – осторожно ответил Тимур.
– Из-за девчонки твоей? Зачем так рисковать? Она же тебя не любит, да и ты ее…
– Что ты знаешь о любви? – тоскливо огрызнулся он.
– Уж побольше твоего.
Возразить было нечего. Мага права. Никого он никогда не любил. Но посреди всего это безумия хотелось остаться человеком, а не хищником. Хотелось верить, что его хоть кто-то может любить. Не за пайку, а просто так. И что он тоже может любить, а не просто удовлетворять свою похоть или чувство вины.
– А ты знаешь, что происходит с теми, кто ест сосульку? – спросила Стерва.
– Надеялся, ты меня просветишь.
Болезненные воспоминания колыхнулись в глубине ее глаз, как черная вода в проруби. Маленькие крепкие пальцы затеребили край одежды.
– Сосульки превращают человека в кусок льда, – тихо ответила Мага.
– Как это?
– Я не знаю. Слышал, как Лотова жена превратилась в соляной столб?
– Но это же просто метафора…
– Только не с сосульками. Не остается никаких признаков жизни – пульса, дыхания, ничего. А потом… Примерно каждый третий "оттаивает" через несколько часов. Некоторые – через сутки.
– А остальные?
– Так и остаются…
– И от чего это зависит?
– От ресурсов организма, наверное.
Ну да, ну да. "Выживание – дело сугубо индивидуальное". Это мы уже слышали, подумал он и спросил:
– И что происходит потом?
– По Закону "замороженных" держат три дня в бараке. Если за это время не ожил, значит, все. Так что сто раз подумай, прежде чем на такое решиться. Это хуже смерти, Тим, поверь мне. Лучше уж попытаться снегожорку в одиночку добыть, – она встала, давая понять, что разговор закончен. – Пойдем.
– Куда? – не понял Ларин.
– Ко мне.
Он оглянулся на Слона в плотном кольце баб.
– Мне нечем заплатить.
– Забыл? Я не обслуживаю мужчин. Я сама выбираю, кого захочу.
6
Как только они с Слоном начали выдавать на-гора по две нормы, их тут же разделили. Видимо, чтобы жизнь маслом не казалась. Тимура приставили к двум инвалидам: Шаю и Штерну. Киборг-убийца заявил, что он в жизни ничего кроме женщины и оружия в руках не держал и не собирается. Пару раз в день он доходил до забоя, минут пять наблюдал, как корячатся бывший журналист с бывшим доктором наук, и шел обратно в теплое нутро блока. А Штерн вместо работы причитал, ныл и бесконечно жаловался.
– Что за чушь, – говорил бывший начальник антарктической станции. – Согласитесь со мной, Тимур. Ладно, каторга – работа за еду, ограничение личной свободы и все такое. Но почему нужно заставлять нас трудиться, точно в каменном веке, самыми примитивными способами?
Ларин и сам задавался таким же вопросом. Зачем все эти крюки, сани-волокуши, вагонетки, вручную заталкиваемые в пространник? Одни говорили, что на проклятой планете не работают никакие механизмы. Но плазменный резак легко опровергал эту теорию. Другие считали, что звук работающих моторов привлекает снегожорок, и поэтому, когда вся первая партия осужденных погибла, технику отсюда вывезли.