Мхи был известен всей семье, как непревзойденный мастер ароматических симфоний. Несколько биши-помощниц раскрыли перед ним сплетенный из крепких волокон мешок с инструментами. Мхи доставал оттуда искусно подобранные составы минералов и задумчиво пережевывал их. Аудитория, затаив дыхание, наблюдала за его манипуляциями и настраивалась на глубинные слои реальности, чтобы насладиться предстоящим зрелищем.
Ветер, умело управляемый помощницами Мхи, снова загудел в сводах, подхватывая и разнося первые тонкие нотки ароматов, выпущенных Мастером. Они несли в себе легкую ностальгию, и Ра поняла, что сегодня их ждет историческая симфония.
Мастер Мхи не торопился начинать рассказ, давая аудитории возможность сфокусировать зрение на инфослое реальности и не пропустить ни одной ароматической картины с тончайшими нотками смыслов. Все сущее во Вселенной, рассказывал Мхи, имеет свою опору. Крылья нзунге упруго гоняют воздух. Глубина простирает свои корневища к центру. Материнскую плоть поедая, приходит на землю молодь. И единою вервью свивает нас жизнь воедино.
Но есть те, кто оторван от общего корня. И в безвестные дали бредут, в пустоте исчезая. Обрекают себя на лишения, голод, печали. Оставляя пути и всех тех, что пред ними ходили…
Зрительный зал внимал мастеру, затаив дыхание. Перед ними разворачивалась древняя история о событиях, произошедших здесь в стародавние времена, о которых рассказывали не иначе как в самых печальных выражениях и запахах. Аардхи, как называли планету нзунге, когда-то была живой и прекрасной, и населяли ее два народа – нзунге и уйога, жившие в мире и согласии, потому что им нечего было делить. Уйога обитали в холодных районах, были малочисленны и слабы. Им нужны были бездушные механизмы, чтобы выжить и найти пропитание. Нзунге же, напротив, жили в полном согласии с Аардхи. Заботились о ней, хранили, взращивали и учили. И благодарная Аардхи дарила им все необходимое.
Увидев, как страдают уйога, мтцу нзунге пожалели их, и семья предложила помочь им – изменить слабые тела так, чтобы даже то малое, что они имели, насыщало и укрепляло их. Уйога согласились, и стали лучшим шедевром нзунге, и превзошли своих творцов. Они размножились и укрепились, возгордились и обратили свой взор к звездам. Сказали уйога – тесна для нас Аардхи. Отчего бы не отправиться нам в путь и покорить высокое небо.
И создали уйога множество машин малых и одну большую в чреве Аардхи. А затем наступил день, который навсегда изменил жизнь нзунге. Включив большую машину, уйога вознеслись к звездам и исчезли, ввергнув планету в хаос. Аардхи опрокинулась, и светила начали гаснуть. Погибли влажные леса и животные, населявшие их. Лишь немногие нзунге выжили, укрывшись в Глубине. Спустя много дней вышли они на поверхность и не узнали планету. Уйога обманули их, искалечили Аардхи так, что невозможно вернуть ее к прежней жизни. Холодная ледяная корка навсегда сковала их мир. Пришлось крылатому народу поселиться в Глубине и поддерживать в ней дыхание жизни.
Это была длинная история о лжи и неблагодарности. А еще о сплоченной семье, доблести биши и мудрости мтцу, которые нашли способ справиться с тяготами новой жизни на искалеченной планете.
Искусно подбирая запахи, мастер умело дирижировал чувствами слушателей. От тонкой печали он подводил их к глубокой скорби, а потом позволял ощутить радость победы над обстоятельствами и воодушевленное ликование.
Ра даже предположить не могла, что способна на такую богатую палитру чувств. Когда ветер рассеял последние ароматы рассказа, ее крылья трепетали от пережитого. Она словно прожила тысячу жизней: тех отважных биши и мтцу, которым пришлось нести на себе бремя выживания. Она вдруг поняла, что ее сяжки намертво сцепились с сяжками Цугу, которая потрясена не меньше нее.
Тоннель взорвался восторженным стрекотаньем. Зрители не хотели отпускать Мхи с помоста, ведь он помог им своими глазами увидеть другие слои реальности. Испытать то, на что способны лишь самые талантливые творцы.
Мтцу привычно собирали подношения. Насытившись и отяжелев, они поднялись в воздух и плотным наэлектризованным облаком полетели прочь, сопровождаемые обожающими взглядами би. Наступал кульминационный момент праздника. Мтцу отправились в сады, где каждый должен был вырыть любовное ложе для своих единственных и неповторимых избранниц, на которое он будет призывать их в течение следующих суток.
– Пойдем отсюда, – сказала Цугу.
– А как же Песнь песней? Разве мы не должны дождаться окончания праздника?
– Наше время еще не пришло, Ра. Когда мтцу пропоет песню для тебя, ты ее не пропустишь, где бы ни была. Ведь это будет именно твоя песня, никакая другая биши не услышит призыв любви и не ответит на него. Не бойся, каждая из нас исполнит долг перед семьей. А в ожидании Великой Любви мы можем наслаждаться друг другом, танцами, вкусной едой, интересной работой, представлениями мтцу.
Цугу ходила перед ней, трепеща крыльями. Маленькие шажки влево, маленькие шажки вправо. Ее сяжки дрожали от нетерпения, и изысканный сложный узор проступал все явственней на крыльях, набухающих соком. Ра узнала ритуальный танец ухаживания и с готовностью откликнулась, нежно щелкая челюстями.
Обнявшись накрепко сяжками, они поднялись в воздух, чтобы уединиться под сводами восемнадцатого уровня Глубины.
А сутки спустя, когда их отряд покинул родные галереи и ушел ниже сорокового уровня, чтобы продолжить разведку неизведанных глубин, оказалось, что Зер и еще двадцати четырем биши повезло, и они услышали свою песнь. Отряд возглавила Сцех. Другие биши перебрасывались шутками насчет более удачливых подруг, но Ра видела, что они и сами были бы не прочь оказаться на их месте.
Впрочем, чувство это было мимолетным. Жизнь коротка, и столько всего нужно успеть сделать. Пока не пришло время любви, пока не отяжелела биши, пока не задрожали ноги, пока не перестали перемалывать жвала, пока не истончились грудные пластины, пока не рассыпались крылья, пока молодь не зашевелилась во плоти твоей. И прорастет твоя плоть и восстанет молодью, сильной и ненасытной, а дух возвратится к Великому Нзунге, который дал его. И повторится все вновь и вновь. Что было, то будет. Что делалось, то и будет делаться. Нет ничего нового в Глубине.
5
Раздался громкий треск, мрак распался на две части, и в образовавшуюся щель хлынул ослепительный свет. Полоса света стала расширяться, и неожиданно на фоне яркого сияния появилось темное пятно.
– Ох ты, бедняга, – сочувственно сказал хриплый голос.
Ра не поняла, что произошло. Куда она попала? Где Цугу, Зер и другие сестры? Неужели яркий праздник был всего лишь сном? Но ведь биши никогда не спят, а метаморфоз уже закончился… Или еще нет?
Тем временем темнота продолжала отступать под натиском света, ускользая куда-то вбок, за границу поля зрения Ра. Через широко раскрытые глаза, причиняя нестерпимую боль, свет проник глубоко в мозг и остался там, похожий на раскаленный гвоздь. Глаза (у нее снова есть глаза?!) постепенно привыкали, и скоро она смогла разглядеть того, кто сначала показался говорящим черным пятном. Очень худое, очень бледное лицо. Судя по клочковатой бороде и усам, принадлежащее мтцу. Нет! Мужчине. Человеку. Свернутый набок нос – видимо, когда-то сломанный и неправильно сросшийся – придавал лицу зловещее выражение.
– Сейчас, сейчас, – бормотал мужчина. – Потерпи немножко…
Ра хотела протянуть к нему сяжки, чтобы поприветствовать, и поняла, что тело вновь изменилось. У нее больше не было ни сяжков, ни внутреннего зрения, ни слышащих волосков на руках и ногах. Крылья за спиной тоже исчезли вместе с Ра. Она снова стала Радой Алинтас. Беспомощной и слабой. Потому что человеческое ее тело было деревянным и бесполезным. Она даже пальцем двинуть не могла.