Риф нахмурился.
– Хочешь сказать, что вы с Гошкой использовали меня?!
Рада беспечно тряхнула головой.
– Мы исполнили волю семьи.
Спустя сутки Тимур окончательно убедился, что поставок фуду больше не предвидится. "Дружелюбные" примитивные инсектоиды, которым религия не позволяла воевать с другими видами, обставили всех: и технологически продвинутых снеговиков, покоривших звезды, и людей, готовых на все ради выживания. Чужими руками расправились с давними врагами, здраво рассудив, что на новых внимания обращать не стоит. Оставшись без пропитания, люди и сами скоро вымрут. Ну, положат десяток-другой снегожорок, так их вон сколько выводится. Помучаются людишки с пару месяцев, и передохнут.
Недооценил Тимур шизанутую подружку брата. Что делать дальше, он тоже не знал. И посоветоваться не с кем. Риф, не ожидавший такого коварства от своей женщины и приятеля-муравья, впал в депрессию. Теперь он мог думать только о своих просчетах и несостоятельности, как ксенолога. Люди, говорил он, заразили нзунге ненавистью, агрессией и ложью. Единственная форма жизни, которую мы когда-либо создали – это компьютерные вирусы. Значит, мы сами – вирус, от которого надо спасать Вселенную, потому что мы создаем лишь по образу и подобию своему. Может это и к лучшему, что мы вымрем. Нельзя нас выпускать отсюда.
Он много еще чего говорил, только все не по делу.
А каторжники ждали от смотрящего решительных действий и четких указаний. Тянуть дольше было невозможно, поэтому Тимур собрал людей и объявил, что аутеров больше нет. И еды тоже не будет, сказал он. И новых резаков, и спецух и… новых каторжников, скорее всего, тоже.
– А… что же нам теперь? – растерянно спросил Тощий в наступившей тишине. – Как же… все?
Тимур промолчал. В толпе возник и начал нарастать ропот.
– Это что же, братва, помирать теперь?! – возмущенно заорал кто-то.
– Не каркай! – оборвали его.
– Да тихо вы, мясо! Дайте смотрящему сказать! – раздалось сразу несколько
голосов.
– Верно, пусть Жмур скажет!
На импровизированную трибуну – перевернутую волокушу – взобрался Слон и принялся популярно объяснять, что он сейчас сделает с теми, кто мешает высказаться уважаемому человеку своим бестолковым гомоном. Рядом со Слоном молча встал Джокер, и его вид подействовал лучше всяких угроз – воцарилась тишина.
Сотни взглядов устремились на Тимура – вопросительных, жалобных, испуганных, злобных, ненавидящих…
Если сейчас сказать им правду, меня просто разорвут, понял Тимур. Потому что я не знаю – что теперь. Жрать друг друга? Открыть сезон охоты на снегожорок? Уйти в тоннели и питаться грибами? Или обожаемыми Радой подземными жителями? Пойти на них войной? Только какие могут быть шансы у измученных холодом, тяжелой работой и недоеданием каторжников против неисчислимой армии инсектоидов?
Но главный вопрос даже не в этом. Любой из этих вариантов лишь оттягивал неизбежное – смерть. Все, что они могли – ненадолго отсрочить неизбежный конец человеческой колонии на Фригории. Рано или поздно в любом случае наступит момент, когда живые позавидуют мертвым.
А раз выхода нет, значит, нечего бояться, сказал он себе.
И стало легко.
– Я скажу вам, что дальше, – Тимур поднял голову и посмотрел на толпу каторжников. Показалось, что встретился глазами сразу со всеми. – Мы ждали слишком долго. Теперь мы уйдем!
Волна голосов, взметнувшаяся над толпой, захлестнула его, заставила покачнуться.
К волокуше подскочил мелкий вертлявый парень, тот что недавно приходил жаловаться на Тощего, закричал, брызгая слюной из перекошенного рта:
– Фуфло гонишь, смотрящий?! Любой студень знает – с каторги выхода нет! За дураков нас держишь, хочешь втихую на мясо пустить, как Швед, а сам в теплом бараке отсидеться?!
Слон недовольно крякнул… Тяжелый ботинок врезался мелкому в челюсть, заставив каторжника подавиться словами и зубами.
Волна голосов поднялась на новую высоту, грозя выйти из берегов и затопить не только сектор – всю каторгу. Закрутить озлобленных, потерявших последнюю надежду мужиков в смертельном водовороте бунта…
– Ша! – надрываясь, крикнул Тимур. – Я выведу вас отсюда! Пойду первым и вернусь! Все поняли?!
Риф суетился, то и дело трогал Тимура, поправлял спецуху – хотя что там поправлять? – и в сотый, а то и в тысячный раз повторял одно и то же:
– Я все рассчитал совершенно точно! Абсолютно не о чем волноваться, Тимурка! Доза рассчитана в пределах получаса, большего отклонения просто не может быть, поверь мне!
Заткнуть этот фонтан не было никакой возможности, так что Тимур терпел. Не слушал, конечно, но и не отвечал. Старший брат сам не верил в свои слова, это было ясно по дрожи в голосе. Риф с самого начала был против этой затеи, и сейчас фактически прощался с младшим братом, пытаясь скрыть страх и чувство вины за множеством ненужных слов.
– Может, не стоит торопиться, Тимурка? Идти вот так, вслепую, – это самоубийство.
– Нет времени, – жестко отрезал Тимур. – Мы не можем больше ждать.
– Даже если Рада не ошиблась, и они все погибли… – Риф безнадежно махнул рукой. – Ты понятия не имеешь, что тебя ждет на той стороне. А если лед сразу направляется в дробилку? А если…
Тимур сунул руку в карман. Вытащил сосульку. Протянул Рифу на раскрытой ладони.
– Пойдешь со мной и подстрахуешь? Или будешь трындеть о всякой чепухе вместо того, чтобы найти выход для всех нас?
Риф перевел растерянный взгляд с сосульки на лицо Тимура.
– Бессмыслица какая-то. Идти вдвоем, когда нет никаких гарантий… Я… я не могу!
– А я не смогу разблокировать пространник! Даже если мне удастся добраться туда одним куском. Если есть путь на Землю, он на том конце тоннеля. Неужели ты не понимаешь, что это наш единственный шанс? Мы можем вернуться! К людям!
Риф скривился:
– Ты не понимаешь. У тебя больше шансов. Я же никогда не ел сосульку, могу и не разморозиться… И потом, как я Радушку тут одну оставлю с твоими головорезами? Нет, такие дела с наскоку не делаются. Нужно заранее продумать множество факторов.
Трус, подумал Тимур. Магу убил. Гросса не спас. Он – ничто. Все что умеет, языком болтать. На мужской поступок только серьезный авторитет Жмур способен, а не яйцеголовый умник, пятнадцать лет отсиживавшийся в тоннелях и захапавший чужую женщину! Передохнут все, пока он фа-а-акторы учитывает. А, да что с ним…
– Ну, пора, что ли, – хрипло сказал Тимур, ни к кому конкретно не обращаясь.
Очень хотелось, чтобы его остановили. Пусть Риф хлопнет себя по лбу и воскликнет: "Ах, я болван! Есть другой путь! Не делай этого, Тимурка!". Пожалуй, за такие слова можно было простить даже ненавистного "Тимурку".
– Тим, не делай этого! – воскликнул совсем другой голос. Вот это "Тим" его и добило.
Он закрыл глаза и мысленно застонал – зачем она здесь?! Кто пустил?
– Постой, – быстро сказала Рада. – Не надо! Семья найдет другой выход для вас. Я понимаю, это в человеческих традициях, но мтцу… Мужчина не должен жертвовать собой, чтобы дать жизнь другим. Не унижай себя, отправь женщину…
– Ради всего святого, Рада, помолчи! – всплеснул руками Риф и снова забубнил: расчеты, безопасность, правильная дозировка…
Нет больше ничего святого, подумал Тимур. Так не о чем и жалеть.
Он мягко отстранил Раду – злиться на спятившую бессмысленно. Сам виноват. Зря он с самого начала не поверил брату, думал, тот преувеличивает странности подруги.
– Пошли, милая, не будем мешать, – Риф подтолкнул ее к выходу, словно почувствовав, что младший хочет остаться в одиночестве.
Когда они ушли, колени ослабели, и Тимур рухнул на свою лежанку. Он знал, что у портала уже собралась толпа, что они будут стоять на морозе до последнего и разойдутся, только когда вагонетка войдет в пространник.
В клетушку вошел Слон.
Это, конечно, не его дело, принялся рассуждать амбал, но Жмуру надо как-то встряхнуться. Человеку, который второй раз собирается сосульку жрать, нервничать вообще противопоказано. Тем более, когда идти пора. Кстати, он тут товарищу фуду принес, из старых запасов братушки-каторжане наскребли на дорожку Смотрящему.
– Не хочу, сам ешь, – выдавил Тимур.