Он вдруг замолчал. Склонил голову набок, точно прислушиваясь к чему-то. Однако Тимур ничего не слышал.
На вытянутом лице Тощего медленно проступило удивление.
– Что за… – начал он и вдруг обеими руками вцепился себе в лицо. Побелевшие пальцы глубоко вдавились в щеки. Через несколько секунд под ногтями показалась кровь, а Тощий все продолжал давить.
Свихнулся, с беспокойством подумал Тимур. Сейчас раскокает меня к чертовой матери и можно будет не беспокоиться о проблеме возвращения на Фригорию.
Тощий, по-прежнему не отрывая рук от лица, начал быстро раскачиваться из стороны в сторону. На губах у него показалась желтоватая пена. Он раскачивался все сильнее и монотонно гудел при этом. Глаза постепенно наливались кровью и все больше вылезали из орбит.
– А-а-а! – вдруг дико заорал он. – Убью! Что смотришь, мясо?! Убью на хрен!
Тимур мог лишь беспомощно наблюдать, как Тощий размахивается. Затянутый в рукавицу кулак стремительно полетел навстречу…
И тут они провалились в темноту, словно вагонетку накрыло тяжелым душным одеялом. Не осталось ничего, кроме бесконечного вопля Тощего. Чего же он так орет-то?
Прекрати, мысленно крикнул ему Тимур, эй, ты, не могу больше! Прекрати орать! Не может человек так надрываться! Да что там с ним происходит-то?! Сейчас с катушек съеду. Хватит! Хва-а-атит!… И, главное, не видно ни черта, только вой этот и будто хлюпает что-то… Уф… Замолчал.
На переносицу Тимуру шлепнулось теплое и липкое.
Чтоб я сдох, подумал Тимур, не врали, значит, про органику-то. Капает. На лицо. Не хочу думать. Не буду об этом думать… Да что это капает-то, черт побери, в бога, в душу, мать вашу, не хочу – не хочу – не хочу, остановите это, пусть оно перестанет, а-а-а-а-а-а!…
И тут вагонетка прошла второй портал.
8
Очень долго была тишина. Мир сузился до пределов того, что попадало в поле зрения. Высокий белый потолок. Часть борта вагонетки. Край того, что лежало на щеке – лохматого, буро-красного, влажного. Все.
Тимур ждал, сам не зная чего. Что "точно рассчитанное" Рифом время действия сосульки закончится и тело вновь станет подчиняться ему. Что придут снеговики и отправят его назад или сожрут, или пустят на корм бактериям, вырабатывающим фуду. Что вагонетка отправится обратно, унося его замороженную тушку, и братья-каторжане разобьют недавнего лидера на тысячу кусочков – просто чтобы отвести душу. И еще десятки разных вариантов развития событий – от благоприятных до совершенно кошмарных.
А потом тишина взорвалась ревом сирены.
Вот и все, подумал Тимур, скоро все закончится. Сейчас за мной придут.
Но ничего, ровным счетом ничего не происходило.
Тимур не чувствовал течения времени и не мог сказать, сколько уже валяется ледяным бревном в пустом чреве вагонетки. Казалось, что прошла даже не вечность – несколько миллионов вечностей. Вопли сирены перемалывали мозг. Светящийся потолок расплывался перед уставшими глазами, подергивался рябью, неприятно пульсировал. Покрытая ржавчиной стенка вагонетки то нависала над Тимуром, грозя раздавить его, то отодвигалась далеко-далеко. Реальность распадалась и собиралась вновь, как разноцветные стекляшки в детском калейдоскопе. Каждый новый узор был прекраснее предыдущего. В какой-то момент Тимур подумал, что не выдержит и сойдет с ума – и это было бы счастьем, спасением от новой, вымороченной реальности. Но желанное безумие не приходило. Вместо него пришло просветление. Тимур стал частью Вселенной, крошечной, но очень важной частичкой. Он видел, как вспыхивают и гаснут сверхновые в угольной глубине космоса; как пробивается сквозь плотный слой дерна трава на далекой голубой планете; как копошатся мягкие белые личинки нзунге в распадающихся телах своих матерей; слышал первый крик только что родившегося человека и предсмертный хрип аутера; ругань каторжников и трель шестикрылой птицы в сиреневом лесу планеты, не значащейся ни на каких звездных картах… Он был всем и ничем.
– Гру-у-уз пришел, – сказал высокий, почти детский голос.
Мироздание испуганно вздрогнуло и рывком встало на место. Тимур с недоумением воззрился на потолок, скучный и абсолютно неодушевленный, и понял, что сирена стихла.
– Гру-уз? – удивленно пропел второй голос, такой же высокий и чистый. – Рабо-о-отать?
Невидимые дети затеяли препираться, выясняя, означает ли прибытие "груза" необходимость работать или можно не заморачиваться в связи с отсутствием "хозяев". Тимур прислушивался с внезапно проснувшимся интересом. Нерадивые работники странно растягивали слова – будто находясь под гипнозом. Да и запас этих самых слов был весьма ограничен – весь спор свелся к повторению "хозяева", "груз" и "работать" на все лады.
В конце концов один из голосов победил. По металлическим ступеням затопали подошвы. Карабкаясь на вагонетку, хозяин шагов не переставая ворчал: "Рабо-о-отать… Груз тяжо-о-олый… Еда, где еда-а-а?…"
Тимуру стало жаль невидимого пока ребенка. Похоже, наш план в очередной раз дал трещину, озабоченно подумал он. Нет тут никаких аутеров. И куда ж это меня занесло, вот вопрос на миллион кредитов? Каторга для несовершеннолетних? Тимур мысленно вздрогнул, представив десятки, а то и сотни несчастных детишек в антураже Фригории. Да нет. Не может быть! До такого ужаса на Земле не опустились бы даже с подачи снеговиков, сказал он себе. Прозвучало неубедительно.
Тем временем ребенок добрался до верхушки лестницы и гулко спрыгнул внутрь вагонетки, попав в поле зрения Тимура. Ну и ну, растерянно подумал Тимур, вот тебе и дети…
Покрытое голубыми прожилками странное лицо безволосого существа было лишено возраста и пола. Тимур мог бы поклясться, что никогда в жизни не встречал его, но… Кажется такое лицо было у кого-то совсем другого. Пустой, расфокусированный взгляд скользнул по Тимуру, как по неодушевленному предмету. Губы незнакомца непрерывно шевелились, крылья носа трепетали, как будто он к чему-то принюхивался. Тонкие белые руки, до локтей высовывающиеся из неровно обрезанных рукавов какой-то дикой хламиды, нервно подергивались, пальцы сжимались и разжимались, напоминая двух пришпиленных к бумаге жуков.
Постояв несколько минут над Тимуром, незнакомец скорчил обиженную гримасу и протянул, явно обращаясь к тому, кто остался за бортом вагонетки:
– Ту-у-ут гря-а-азь!… Убира-ать надо?
Второй незамедлительно откликнулся и посоветовал не ныть, а как раз и заняться делом, то есть выгружать чистый лед. А грязь оставить как есть.
– Твоя-а-а очередь, – заупрямился первый. – Только льда не-е-ет!
Снова раздались шаги, и вскоре обладатель второго голоса приземлился рядом с первым и равнодушно уставился на Тимура. Такой же тонкий и очень похожий на своего товарища.
– Ликвиди-и-ировать? – после недолгого раздумья спросил он.
Э, заволновался Тимур, я вам сейчас поликвидирую! Он заметался внутри ледяной тюрьмы своего тела, потом вспомнил Раду и отчаянно попытался внушить этим непонятным людям мысль, что его лучше не трогать.
Первый без слов умудрился изобразить несогласие, лень и отвращение одновременно. Тимур с облегчением мысленно выдохнул.
– Нельзя-а-а, – с сомнением протянул второй. – Приказ хозя-а-аев…
Тимур мысленно выругался и пообещал себе, что если – когда! – выберется из этой передряги, сначала найдет неведомых "хозяев" и открутит им снежные башки, а потом настучит по мозгам любимому братцу, втравившему его в эту авантюру!
– Ну ла-а-адно, – с тяжелым вздохом протянул второй и сделал шаг вперед, одновременно вытаскивая из-за спины руку… с зажатым в ней крюком. Лицо его по-прежнему было лишено эмоций. Тимур понял, что это очень страшно – когда тебя убивают просто так, по необходимости, а не в горячке драки или по злобе. Так можно смахнуть со стола пробегающего таракана – с равнодушным отвращением.