– Это аванпост современной науки, – втолковывал Тимур. – Новейшие разработки в области палеонтологии вечной мерзлоты вызовут огромный интерес читателей.
Убеждать Гердта пришлось не меньше часа. Все было почти правдой – он действительно собирался написать качественный материал об антарктической станции. Заодно. Какая разница, о чем писать: о выковырянных изо льда тысячелетних организмах, будущей марсианской колонии или о последней технологической фишке – возможности прямого подключения к мозгу другого человека. Пипл схавает.
Эдик, вальяжно развалившийся в кресле напротив, был непреклонен.
– Ты не рубишь фишку, Ларин. Мы пишем о выдающихся людях и событиях. "Сингулярность" – это тебе не желтая газетенка. Хрена с два мне сдались бактерии, которые сдохли во льдах миллион лет до нашей эры? Это все равно что сочинять всякую чушь о детях, которые покрываются синими бородавками от инопланетного вируса.
– А как насчет людей, которые каждый день рискуют жизнью. Настоящие герои, двигающие научную мысль.
– Мог бы придумать что-нибудь поубедительней. Кому это сейчас интересно? Какие еще герои?
– Э-э-э… Ну вот взять хотя бы Алекса Штерна, начальника станции.
– И что в нем выдающегося? Факты, Тимур, излагай факты.
– Профессор Аризонского университета. Доктор наук…
– И?… Это скучно, Тимур. Статья о книжном черве, копающемся в дохлых бактериях, не укрепит наши позиции на рынке качественной журналистики. И вообще, почему какая-то "Эскудеро", а не "Восток" или "Амундсен-Скотт" например?
– Там расположен общеглобальный проект "Марсианская колония", который проводит эксперименты по терраформированию и будущему освоению планеты.
– Хватит меня уламывать, как девку. Давай начистоту. Переселение на другую планету нам с тобой точно не светит, не доживем. На кой черт тебе сдалась эта командировка? Что ты там копаешь?
Ларин промолчал.
– Гонорар за дерьмовое интервью получил, вот и езжай своим ходом, если так потянуло на полярную романтику, – отрезал Гердт.
Оплачивать поездку из своего кармана было как-то несолидно. Кроме того, Тимуру требовался тыл. Легенда, которая ни у кого бы не вызывала подозрений. Удостоверение "Сингулярности" подходило как нельзя лучше для допуска к общеглобальному проекту.
– Мне нужно проверить одну информацию, – осторожно сказал Тимур. – Если она окажется достоверной, это будет настоящая бомба. Гораздо лучше "Фудусимы".
Гердт подобрался и налег широкой бульдожьей грудью на письменный стол.
– А поподробнее? Какие-то аферы, связанные с аутерами?
– Ты не пожалеешь, – кивнул Ларин.
– Очень на это надеюсь.
Получив добро, Тимур выскользнул из кабинета и, прикрыв за собой дверь, шумно выдохнул: ну, все! Игриво подмигнул секретарше – вирт-макияж на ее кругленьком личике изобразил ответную радостную улыбку. Интересно, думал Тимур, шагая по коридору, какое выражение лица было у нее на самом деле? Удивленное? Скучающее? Злое?
В странное время мы все-таки живем. Казалось бы – люди становятся все ближе друг к другу. С появлением пространников глобализация, о которой так много говорили в предыдущие десятилетия, стала свершившимся фактом. Государственные границы исчезли. Земной шар разделили на тридцать две зоны. Внешка свела на нет расстояния и потребность в разнообразии устройств для личного общения. Во всех уголках планеты едят одну и ту же фуду, оформленную в соответствии с местными традициями… И, в то же время, больше половины детей рождаются от анонимных доноров – чтобы младенец наиболее полно соответствовал заявленным родителями параметрам. Родственные связи слабеют – современный уровень социальной поддержки и дешевизна товаров первой необходимости позволяют существовать на приемлемом уровне как старикам, так и едва достигшим совершеннолетия подросткам.
А уж все, что связано с внешностью… Вирт-маикяж, био-татуировки, всевозможные декоративные импланты. Что угодно, лишь бы скрыть настоящее лицо, настоящие чувства, настоящие мысли.
6
За стеной время от времени раздавался далекий хруст и негромкое потрескивание. Будто несколько аутеров переговаривались между собой. Мерзкие звуки раздражали, не давали сосредоточиться.
Тимур повернулся на другой бок. Голова болела с первого дня на станции. Это всего лишь лед, сказал он себе. Обыкновенный, прозрачный, неживой лед. Неживой? Ледники Антарктиды, приютившие "Эскудеро", порой казались ему пугающе живыми. Они двигались, издавали тот самый скрип и хруст, отвратительно похожий на речь снеговиков. Да и "старички" – те, кто провел на станции больше полугода – относились к окружавшей их твердой воде с суеверным почтением. Однажды на глазах у Тимура один из таких вот старичков заставил свежеприбывшего разгильдяя не просто подобрать брошенный им окурок, но и съесть весь снег, испачканный пеплом! Новичок, разумеется, едва закончив тошниться, поскакал жаловаться начальнику станции. А тот, даром что доктор наук, сказал, что если подобное повторится, то он, начальник, лично заставит идиота сожрать снег со всей территории. Заезжий журналист Тимур при этом, конечно, не присутствовал. Но в небольшом коллективе секреты быстро перестают быть секретами. Уже через два дня незадачливый курильщик собрал манатки и отбыл восвояси, не выдержав насмешливых взглядов и шепотков за спиной: "А вон, гляди, тот самый идет!"
Так что Тимур вел себя осмотрительно, лишних движений старался не делать и по сторонам смотрел в оба. А то мало ли, на любимую мозоль наступишь. Накормят снегом и привет! И ничего им за это не будет. Потому как одни психи вокруг. За стенами станции минус восемьдесят по Цельсию! Какой нормальный человек добровольно согласится торчать в Антарктиде? По мнению Тимура, жить здесь было невозможно, только медленно умирать.
Уже через полчаса после прибытия он почувствовал себя плохо. Холодовая аллергия, успешно контролируемая много лет, разыгралась не на шутку, вцепилась в горло костлявой рукой. Ларин запихнул в себя горсть таблеток и кое-как добрался до станции.
– Жить будешь, – успокоил местный врач Хельмут Праусс, жизнерадостный здоровяк с румяными щеками, отработавший на станции уже почти четыре зимовки. – Только с твоим диагнозом лучше не шутить и вернуться домой. У нас здесь уже такой случай был. Мужик один приехал и чуть не загнулся. Хорошо я настоял, чтобы домой его сразу отправили, а то бы умер от развившегося отека легких. Воздух у нас разреженный, как в пяти километрах над уровнем моря.
Тимур клятвенно заверил, что будет принимать препараты. Доктор пожал плечами:
– Как знаешь, я тебя предупредил. Ты не первый и не последний. Главное, соблюдай правила: ходи медленно, тяжести поднимай осторожно. Иначе моментально появятся одышка и головокружение. Если заметишь ухудшение, сразу ко мне.
С аллергическим приступом обошлось, только со сном проблемы остались. Тимур хронически не высыпался. И голова болела почти беспрерывно. Ощущение было такое, словно Антарктида решила выкачать из него все силы. Доктор Праусс сказал, чтобы адаптироваться к условиям континентальной Антарктиды и начать нормально спать, нужно от месяца до трех. Оставаться здесь так долго Тимур не собирался. Неделю, решил он. Максимум две.
Он облизнул пересохшие губы и потянулся за бутылкой с водой. Здесь постоянно хотелось пить, оттого что в местной воде совсем не было солей и минералов. Кто бы знал, что чистая вода тоже не в жилу? Напившись, Тимур откинулся на подушку и задумался. Мысли свернули на привычную дорожку.