– Возможно, это приостановит процесс, но, насколько я понимаю, установок две: на Марсе и на Земле. И потом, даже если процесс удастся остановить, экология Земли настолько нарушена, что… Дальше будет только хуже. Солнце умирает.
– Тогда нужно срочно начать эвакуацию. Когда марсианская колония сможет
принять людей?
Еще один тяжелый вздох.
– Видите ли, дело в том, что аутеры и не собирались заселять Марс людьми. Колония предназначалась для аутер-кидов. А у них совершенно другие потребности. В любом случае, понадобится какое-то время, чтобы оборудовать все. Впрочем, если умерить аппетиты…
– Короче, – перебил Тимур. – Я так думаю: надо валить на Фригорию. В пещерах тепло. Места и еды там хватит. Хотя бы на первое время, а потом можно начать выращивать какие-нибудь земные культуры. Привезти, в конце концов, животных…
– Нет, – непривычно твердо сказал Риф. – Нзунге не допустят вторжения чужаков. История с аутерами многому научила их, и теперь они готовы к войне. Ты видел, на что они способны.
– Ну почему обязательно к войне? – возразил Тимур. – Я же не предлагаю выдавить ваших драгоценных насекомых из их подземелий. Можно жить рядом.
– Нельзя, – вместо Рифа ответил Гердт. – Ты же неглупый мужик, Ларин. И всерьез полагаешь, что два высокоразвитых вида смогут ужиться в одном ареале обитания? Хрена с два! Рано или поздно один их них захочет доминировать.
Риф молча кивнул, соглашаясь. Тимур усмехнулся:
– Значит, выхода нет? Можно возвращаться на Землю и ждать конца?
– Я тут нашел кое-что. Смотрите сами, – Риф повернулся к панели управления. Экран перед ним матово засветился, быстро сменяя друг друга, замелькали какие-то холмы. Изображение было каким-то странным – то ли цветопередача хромала, то ли резкости не хватало.
– Не разберешь ни хрена! – раздраженно сказал Гердт. – Техника у вас подкачала, господин Ларин.
– У аутеров несколько другое восприятие, – пояснил Риф. – Но, в принципе, все понятно. А я уже настолько привык, что… Лучше увидеть все своими глазами. Пошли.
Он ненадолго отвернулся к пульту, поколдовал над переключателями. На одной из стен раскрылся овал перехода.
– Пошли, – повторил Риф и первым шагнул в портал.
Гердт демонстративно застонал, но когда Тимур двинулся следом за братом, в два прыжка догнал его и пристроился за спиной.
Короткий миг небытия, знакомая боль в висках, за последние сутки ставшая уже привычной, – и Тимур вывалился из перехода, едва не налетев на Рифа. В спину ему тотчас же уткнулся Гердт, и Тимур хотел раздраженно отпихнуть толстяка. Но тут Риф шагнул в сторону, и перед ошарашенным Лариным открылся гигантский ангар, в котором лежали исполинские серые туши, казавшиеся одновременно чужеродными и странно знакомыми.
– Вот, – с тихой гордостью сказал Риф. – Буквально несколько дней назад обнаружил.
Тимуру на мгновение показалось, что вокруг – мертвая заснеженная поверхность Фригории. В лицо ударили невидимые снежинки. Он инстинктивно прикрыл глаза ладонью…
Наваждение сгинуло так же внезапно, как и появилось. Перед ним было огромное помещение – дальняя стена терялась в неярком свете, льющемся с потолка. Бесформенные серо-коричневые горы вздымались, как каменные волны: одна, три, шесть…
– Что это за жуть? – выдохнул Гердт.
Тимур, который вдруг все понял, медленно ответил:
– Это – наш шанс. Живые корабли аутеров, – и повернулся к брату: – Думаешь, у нас получится?
Дальше были бесконечные споры. Попытки вывести критерий отбора. Возраст, пол, заслуги, айкью… Конец этому положил циничный Гердт.
– Человечество по-любому обречено. Это ясно даже такому идеалисту, как ты. Ни хрена не имеет значения, кого мы посадим на корабли, а кого бросим загибаться в адовой печке. Сколько осталось, пока и тут жить невозможно станет? Лет сто-двести?
– То-то ты так рвешься оказаться в числе первых, – едко возразил Тимур.
– Рвусь, – кивнул Эдик. – Потому что слаб человек и барахтается до последнего, даже когда понятно, что из воды масло не взобьешь.
– Какое еще, на хрен, масло?!
– Это притча, – встрял Риф. – Про двух лягушек в кувшине с молоком.
Гердт, не вставая, дотянулся до тонкого шланга, нацедил себе еще кофуды. Выпил в три глотка, дергая кадыком и шумно глотая. Брякнул кружкой о столешницу и утер губы тыльной стороной ладони.
– Посадишь мотор к чертям собачьим, – предупредил Тимур. – Столько кофе хлестать, никакое сердце не выдержит.
– Хрена с два, – махнул рукой Гердт. – Не успею.
Тимур пожал плечами:
– Дело твое. Так что ты там гнал про безысходность?
Эдик вздохнул:
– Я провел небольшое расследование – бывших журналистов не бывает, ты ж понимаешь, Ларин? Так вот. Поколение, выросшее на фуде, – перерожденцы, как ты их называешь, или аутер-киды – не склонны к размножению. По крайней мере, традиционным для людей способом. Возможно, они могут почковаться или еще какую херню делать, но рожать детей – нет. И слава богу, потому что мне лично страшно даже представить, кого могут наплодить эти… человеко-не-пойми-что.
– Но ведь…
– Погоди, – остановил Тимура Гердт. – Те, кого не затронули изменения, это люди старше сорока – наше поколение было крайним, выросшим в нормальных условиях. Тут, понятное дело, с деторождением тоже есть проблемы.
– Постой, Эдик, – горячо возразил Тимур. – По-моему, ты преувеличиваешь. Допустим, мы вынесем за скобки перерожденцев. Но ведь это только дети! Те, кто жрал эту дрянь с первых дней, получал ее с молоком матери. А остальные? Те, кому на момент массового распространения фуды было лет пять-десять? Сейчас им… около тридцати? Вполне нормальный возраст для…
– Они не рожают, – коротко ответил Гердт.
– Что значит – не рожают? – не понял Тимур.
– То и значит. За всем этим психозом с аутер-кидами, глобальным потеплением и прочими радостями последних лет никто не обратил внимания на спад рождаемости. То есть, может, кто-то и обратил, но шум поднимать не стали – не до того было.
– Ну ты же…
– Я женился! – сорванно выкрикнул Гердт. И продолжил уже спокойнее: – Да, женился. Захотелось семейного уюта на старости лет. Домашний очаг, борщ, котлетки, топот маленьких ножек и прочая чушь. Только хрена с два! Нет, я могу себе позволить питаться натуралкой, и даже жену кормить, только ей это на хрен не сдалось, понимаешь, Ларин?! У нее через неделю такая ломка началась, ты бы видел… Ладно, подумал я, бог с ними, с борщами и котлетками, будем трескать каждый свое. Зато семейный уют и дети – уж тут-то она не отвертится.
Он дернул кофудный шланг, едва не вырвав его из стены, и сдавил так, что кофе выплеснулся из кружки.
– Дети… Уют… – между глотками выплевывал Эдик. – Хрена с два! Внешка – вот все, что ее интересовало! Нет, с сексом все было в порядке. Если считать порядком то, что она никогда не возражала. По-моему, она и во время секса торчала в сети, а что происходило в реальности с ее телом – какая разница! Лишь бы канал не отключали.
Тимур сочувственно хмыкнул. Чувствовал он себя крайне неловко – никогда они с Гердтом не были достаточно близки, чтобы обсуждать такие вещи. Но Эдика было уже не остановить. Слова выплескивались из него как кровь из вспоротой артерии – безудержными толчками.
– Два года. Я продержался два гребаных года! – Гердт покрутил головой, точно сам удивляясь своей глупости. – На очаг тоже забил, думал: ты мне только роди ребенка, стерва трансовая, а уж дальше я сам разберусь. Вышвырну тебя к чертям собачьим и разберусь. Денег хватит. А вот хрена с два! Так и не получилось. Я проверился – все в порядке. Ее притащил к врачам – руками разводят и говорят: "Бывает. Человеческий организм – сложная система. Где и когда произойдет сбой, предсказать невозможно. Ждите, пытайтесь, надейтесь на лучшее". Ну, я подождал-подождал, да и выпер ее. Стал искать суррогатную мать. И что ты думаешь, Ларин? Никого моложе тридцати пяти! Ладно, думаю, пусть хоть так. Выбрал одну, приятная такая баба, образованная, своих детей двое, правда, взрослые уже – тринадцать и шестнадцать лет. Тоже, конечно, трансуют по полной. Но не в этом суть, главное – нормальные пацаны, здоровые.