– Тогда чего ж ты оттуда сбежала? – серьезно спросил Тимур.
Она не нашлась, что ответить.
"Вещи не такие, какими кажутся". Эти слова Рада повторяла снова и снова. Утром, днем и вечером. Они ставили все на свои места и объясняли необъяснимое.
Например, почему они с Васко оставили колонию? Неужели из-за рыжей Ханны, которая, еще не зная своих сил, внушила им непреодолимое желание уйти в цивилизованный мир? Старая Леони пыталась интерпретировать рассказ Ханны в интересах "прими". Но рыжая девочка обладала мощным даром внушения, способным разрушить любую ментальную стену. Сколько из тех ребят, что сидели кружком на циновках, оставили родные джунгли из-за Ханны?
Леони учила ее контролировать дар, надеялась, что когда-нибудь именно Ханна займет ее место. Но жизнь распорядилась по-своему и похоронила рыжую девочку под обвалившимся берегом. И это стало последней каплей в их решении отправиться покорять мегаполис.
"Вещи не такие, какими кажутся". Эти слова давали надежду. Да-да, надежду! Кто сказал, что впереди только ужасы полета и годы каторжного труда? Все может повернуться совсем иначе. Нельзя терять силу духа и веру в себя!
Она сможет. Она выживет, несмотря ни на что. И не просто выживет, а сохранит в себе Человека.
Противный вертлявый Стиг еще несколько раз подкатывал с непристойными предложениями. Защита и покровительство в обмен на секс. Рада чувствовала себя грязной после этих разговоров. Товар, рабыня, привлекательная безделушка – что она для этого человека? Как можно опуститься до того, чтобы видеть в мыслящем существе предмет торга? Но потом Рада повторяла мантру про те самые вещи, которые кажутся…
Разве Стиг виноват, что его, как и десятки других заключенных, вынудили существовать в нечеловеческих условиях? Разве он выбирал эту жизнь, где правит сильнейший и идет постоянная борьба – за власть, за лучшее место, за женщину, за право командовать другими опустившимися существами?
Или Слон, приятель Ларина, двухметровый детина с оттопыренными ушами, без раздумий пускающий в ход могучие кулаки и терроризирующий больше половины обитателей корабля. Асоциал, преступник, гнойный нарыв на теле общества? Но Тимур рассказывал, что Слон родился и вырос в четвертом, самом неблагополучном секторе и держать нож научился раньше, чем разговаривать. Кстати, изъяснялся громила исключительно нецензурно – Рада из его слов понимала чуть ли не одни предлоги. Но разве у него был выбор?
А сам журналист? Мерзавец, подтасовавший факты и засадивший за решетку невиновную? Нет – такая же жертва.
– Мы с тобой одной крови, – ухмылялся он. – Отдавая должное твоему… пардон, господину Клевери, должен признать, что он просто оказался мне не по зубам.
Рада злилась и отчаянно принималась доказывать, что Стеф не при чем. Что он просто-напросто не может быть организатором аферы такого масштаба. Да и как Тимур себе это представляет чисто технически?!
– Да, – соглашался журналист. – Тут ты меня подловила, конечно. Не очень-то я себе представляю, как можно, к примеру, влезть в чужой напульсник. Да если бы я понимал, разве мы бы с тобой тут парились?!
Влезть в напульсник? Рада мотала головой. Даже предположение о такой возможности означало крах всей существующей системы. Напульсник все равно что старинный документ, удостоверяющий личность. Паспорт, номер социального страхования, что там еще было? Да какой паспорт! Через напульсник совершаются сделки, заключаются договоры, налагаются штрафы, осуществляется прием на работу, фиксируются браки и разводы… Перечислять можно бесконечно. И все это возможно именно потому, что никто, кроме официально зарегистрированного владельца, не может подключаться к ПИЛ – Персональному Идентификатору Личности или, в просторечье, напульснику.
Но заняться на корабле, кроме поглощения фуду и отправления естественных потребностей, было нечем. Чем больше Рада разговаривала с Тимуром, тем сильнее ее мучили сомнения.
"Вещи не всегда такие…"
И вот уже ухаживания Стефа предстают в совершенно ином свете. Не чистая искренняя влюбленность, а расчетливое обольщение наивной дурочки, занимающей нужный пост.
А Штерн? Рада снова и снова прокручивала в голове тот разговор, когда начальник представил их со Стефом друг другу. Теперь ей казалось подозрительным все: и то, что Алекс не потрудился дать хоть какие-то пояснения о целях пребывания Стефа на "Эскудеро", и то, что молодой человек, став неофициальным напарником Рады, получил доступ ко всем служебным помещениям станции, и…
Как можно быть такой глупой?! Превосходные манеры, очаровательная улыбка, юмор, смазливая внешность… Стоит ли обращать внимание на мелкие нестыковки?
А они были. Вот она входит в лабораторию и видит Стефа, с интересом уставившегося в развернутый над ее столом вирт-экран. Что он тогда сказал? "Ра, прости! Я искал тебя, а тут такая красивая фотография снежинки была. Это правда, что в застывших кристаллах льда сохраняются эмоции? Ты же знаешь, я в этом ни бельмеса… – он мило покраснел и развел руками. – Ты помнишь, какой сегодня день? Пять месяцев с момента исторического совместного полета на станцию "Эскудеро"! Где будем отмечать?"
И она выбросила из головы все остальное. Важным казалось то, что он считает дни их знакомства, ищет ее по всей станции, хочет провести с ней еще один вечер…
Или другой случай. "Ра, у меня напульсник что-то глючит, можно я переведу через тебя деньги? Спасибо. Просто подтверди перевод и все. Да какая разница от кого, не забивай голову".
В кабинете у Штерна. "Рада, деточка, нужна ваша подпись…" – "А что за документы?". И тут, будто случайно, вмешивается Стеф: "Солнце мое, ты обещала сегодня показать мне дальний шурф, помнишь? Ну, тот, где обнаружили скелет". Его рука нежно ложится на плечи, теплое дыхание щекочет шею. Алекс понимающе улыбается и тычет пальцем в то место на голограмме, где нужно поставить подпись. Рада, не глядя, прикладывает палец к документу. "Идите, ребятки, – ласково ворчит Штерн. – Ваше дело молодое…"
Светлые воспоминания оказались отравлены ядом сомнений. Все искажалось, точно в кривом зеркале. Улыбки превращались в оскалы, тепло – в стужу, а любовь… Любовь постепенно перерождалась в темное, гадкое, ворочающееся в глубине души чувство. Неужели все, что было между ними, ложь?
Но Рада не умела любить так, как это делали другие: с оглядкой, никогда не отдавая сердца целиком, не говоря всей правды, оставляя для себя запасный выход.
Почему же оба ее мужчины: и "прими" Васко, и "цивилизованный" Стеф, так обошлись с ней? Что с ней не так? У нее что, на лбу написано, что она беззащитная жертва и ей можно пользоваться как захочется?
Больше этому не бывать, пообещала она себе. Никогда.
9
Рада только что проснулась и лежала в своей "норке", в стене живого корабля. Вылезать не было сил. Еще с вечера ее начало знобить. Сегодня к ознобу прибавились головная боль и нестерпимый зуд. Задрав рубаху, Рада увидела россыпь ярко-красных точек на груди и животе.
Этого еще не хватало, испугалась она. Если кто-то увидит, начнется паника. В лучшем случае сунут ее головой в сортир, в худшем – просто убьют. Если не побоятся заразиться, конечно. Вдруг это что-то вроде древней чумы или оспы? Тогда ни у кого из заключенных нет шансов выжить.
Она осторожно выглянула наружу. Стены были сплошь изрыты точно такими же "норами". Пустыми! Но ведь, как только человек покидает место отдыха, стена зарастает!
Из кормушечного "угла" доносился гул недовольных голосов.
– Сдохнем тут, как кролики в западне!
– А болтали, что смертную казнь отменили…
– Капец нам, а не каторга! Отлетались!
Несколько человек глазели на всклокоченного мужчину, сидящего в одной из вскрытых анабиозных капсул. Он дико озирался по сторонам и что-то непрерывно бормотал себе под нос. Обитатели остальных капсул лежали неподвижно.
Рада посмотрела в другую сторону и испуганно охнула, увидев валяющегося на полу мертвого Стига. Были и другие тела. Изломанные, неподвижные, покрытые синяками и ссадинами.