Поведя глазами дальше, он увидел в простенке между окнами световое табло, метра полтора на полтора, мелко выложенное сплошной мозаикой маленьких ламп. Лицом к табло, спиной к вошедшим стояла тонкая девушка в черной водолазке и косо-клетчатой юбке. По плечам у нее лежали пышные волосы медно-бронзового цвета. Когда вошедшие остановились за ее спиной, она резко обернулась и на миг показала глазастое, смуглое, недоброе лицо.
В углу у пульта стоял высокий, очень красивый молодой человек в наушниках, как будто сошедший (минус наушники) откуда-то с картины старинного мастера. Так и виделась на нем богатыми складками задрапированная тога. Нешатов отчужденно отметил нежно-розовое лицо, ровные дуги бровей и младенчески чистые, удлиненные голубые глаза.
В помещении был еще один человек, постарше, в очках, небрежно, но чисто одетый; он сидел на стуле, перекинув ногу на ногу и покачивая ею с непринужденным изяществом. Впечатления изящества не нарушал даже плохо натянутый хлопчатобумажный носок, свисавший с ноги и вздрагивавший в такт ее качаниям.
— Товарищи, — сказал Ган, — я привел нашего нового сотрудника Юрия Ивановича Нешатова. Будьте знакомы.
Девушка в водолазке сухо шагнула к Нешатову и подала узкую коричневую руку:
— Магда.
— Магдалина Васильевна Вишнякова, старший научный сотрудник, кандидат технических наук, — пояснил Ган.
— Для такого длинного названия объект маловат, — скупо усмехнувшись, сказала Магда.
И в самом деле она была мала ростом и плоска, почти безгруда. Прическа мальчика-пажа — спереди челка, сзади волосы до плеч — еще усиливала впечатление недозрелости. На лице всего заметнее были глаза — большие, чрезмерно светлые, зеленые с голубизной, глядевшие прямо и требовательно. «Прелестная женщина», — сказал о ней Ган. Ну нет. Красота, пожалуй, была — тонкая, собранная, смуглая; прелести не было. Должно быть, зла, как хорек, подумал Нешатов.
Человек постарше, сидевший на стуле, снял ногу с ноги, встал и, наклонив голову, представился:
— Игорь Константинович Полынин.
— Доктор технических наук, — подсказал высокий в углу.
— Скорее санитар технических наук. Даже ассенизатор.
Неостроумно, подумал Нешатов, но Магда и высокий засмеялись.
При ближайшем рассмотрении Полынин казался еще старше, чем на первый взгляд. Волосы, пестро-седые, росли какими-то кустиками. Лицо несвежее, помятое, почти стариковское, но глаза как раз молодые, блестевшие слюдяным блеском, который почему-то казался сосредоточенным не за очками, а впереди них. Поздоровавшись, он сел и возобновил качание ногой. Каждое его движение выдавало хорошо воспитанного человека, даже это качание, которое у другого выглядело бы хамством. «Черт его знает, как это достигается?» — с завистью подумал Нешатов, чувствуя себя самого невоспитанным в каждом движении.
Молодой человек в углу снял наушники и с приветливым поклоном произнес:
— Феликс Толбин, пока без отчества и без степени.
— Все в будущем, — с улыбкой пояснил Ган.
— Будущее темно, — ответил Толбин и тоже улыбнулся. Его приветливая улыбка вспыхивала и пропадала мгновенно, как мигающий световой сигнал. Что-то было в ней завораживающее, и все же Нешатов наблюдал ее с неприязнью. В этом быстром обмене улыбками и выражениями лиц он почуял намек на что-то ему неизвестное и потому неприятное.
— Очень рад, — сказал он, чтобы не молчать. На самом деле он не был рад, напротив, ему хотелось бежать отсюда, лучше всего на улицу, где так непосредственно и просто сияло дерево.
— Но мы помешали вам работать, — заметил Ган. — Прошу продолжать опыт.
— Магда, на место! — шутливо скомандовал Полынин.
Она пожала плечами — два уголка:
— Пожалуйста. Только все равно ничего не выйдет. При свидетелях никогда не выходит.
— Магда, — мягко сказал Ган, — опыт, который не может быть повторен при свидетелях, — не опыт.
— Знаю, — резко ответила она, — это не опыт, и именно потому я не хочу его демонстрировать.