— Не буду спешить. Видите, какой я послушный.
— Тогда разорвите заявление и бросьте в корзину.
Нешатов, колеблясь, послушался.
— Так-то лучше, — одобрил Ган. — Ну как, стала душа бессмертнее?
— Самую чуточку.
— Приходите каждый раз, когда усомнитесь в ее бессмертии.
— Хорошо. Поскольку я остаюсь, скажите, чем мне заняться?
— Возьмите у Лоры отчеты за последние годы, почитайте, разберитесь. Присмотритесь к тематике отдела. Мы вас торопить не будем.
Нешатов вышел. Ган вынул платок, отер лоб и руки. Он устал. Разговор с Нешатовым был тяжел даже физически. Надо ли было его уговаривать? Может быть, ушел бы и дело с концом?
Ган отворил форточку с косым крестом и подставил лоб под свежую струю воздуха.
Зазвонил телефон.
«Так и живем», — сказал себе, подходя, Ган.
7. Вечером
— На такую зарплату хрен у вас кто пойдет, — сказал Картузов. — Лучше ящики пойду грузить, капустой торговать, помидорами. Утечка, усушка, какой-никакой, а приварок. И от людей уважение. А кой мне почет техником? Ни тебе инженер, ни тебе золотарь. Нынче честь — возле еды-питья да мануфактуры. А вашу эн-тэ-эр я в гробу видел. На такую зарплату...
«Хоть не ругается, и то спасибо», — подумала Магда.
— Николай Федотович, мне совсем немного от вас надо. Только эту гайку отвернуть. Сама не могу, руки слабые.
— Эх ты, комариха! — пожалел ее Картузов, взял гаечный ключ и загремел им, пытаясь ухватить гайку. — Ставят таких тоже. Ни лудить, ни паять, только книжки читать.
— Паять я умею, — обиделась Магда. — Все свои схемы сама паяю.
— Это такое присловье. Про вашего брата-ученого. Фыр-фыр, у него идеи! Давай ему двести двадцать! А у меня самого, может, идеи не хуже ваших.
— Что же вы их не осуществите?
— А когда? Как просплюсь, все забываю. А у пьяного идей до пса, а руки не ходят. Так и живу. А жалко! Идеи — высший класс, как огурчики. Боюсь, кто-нибудь сплагиачит. Подслушает этакий очкарик, выдаст препринт...
«Ну, пошли умные слова, — думала Магда, — сейчас начнет ругаться». Но Картузов не спешил с руганью.
— Раз, два, взяли! — бормотал он, орудуя ключом. — Три, четыре, взяли... — ключ все соскальзывал. Картузов отвернул гайку, но не ту.
Магда рассердилась:
— Заверните обратно! Я не ту просила отвернуть, а эту!
— Постой, не торопись! — Картузов размахивал ключом. — И ту отверну, и эту! У меня идеи зашевелились! Все раскручу, разверну к чертовой матери. Завтра соберу по своей идее. Ты запиши, чтоб не забыть: правое напряжение подать налево, левое — направо. Будет в сам-раз!
— Николай Федотович, не надо!
Она потихоньку-полегоньку отталкивала его от установки.
— Прошу вас, оставьте как есть. Завтра мне Феликс все сделает.
Картузов произнес несколько ругательств, вставляя в промежутках «Феликс-Меликс». Видно, он и впрямь собрался разнести установку к чертям. Магда узеньким кулачком ударила его в грудь. Он безмерно удивился:
— Драться вздумала, пигалица? Да тебя от земли в телескоп не видать! Мышь в коробу!
— А ну-ка вон отсюда! — крикнула Магда.
Картузов уронил ключ:
— А я что? Я ничего. Я на своих на двоих. Ты на меня не смей! Экая фасонистая! — куражась, он все же пятился спиной к двери, а Магда его подталкивала. Робость на его лице боролась с восхищением. — Ну и баба! — бормотал он. — Шамаханская царица! За такую бабу десятку не жаль! Бери последнюю! Два поллитра!
Вынув из кармана десятку, Картузов помахал ею в воздухе. Магда озверела, вытолкала его за дверь (откуда силы взялись?). Ключ повернула на два оборота и села, переводя дух.
Картузов снаружи бился об дверь и бубнил:
— Магда Васильевна, а Магда Васильевна! Если оскорбил, то извиняюсь. Докажу, только дверь расшибу к чертовой матери. Магда Васильевна! Ягодка вы моя! Я вас вот как уважаю. Вы мне как родная мать. Когда я вас оставлял без последствий?
Толчки и призывы становились все реже, наконец смолкли. Ушел? Нет, вздыхает.
«Дура несчастная, — ругала себя Магда, — взялась переделывать узел, а сама гайки отвернуть не могу. Феликс был прав, когда предлагал отложить на завтра. Позвоню-ка ему, пусть приходит на выручку».
— Слушаю, — сказал голос.
— Феликс, это я.
Голос загорелся, расплавился:
— Магда, милая, как я рад!
— Что ты сейчас делаешь?
— Ничего. Жду тебя. Приходи сейчас. Слышишь?
— Я не о том. Видишь ли, Картузов...
— Так я и знал! Что за манера всегда говорить о работе? Нет других тем? Нам с тобой нужно в конце концов объясниться. Приходи, честное слово, я тебя не трону. Только поговорим. Имею же я на это право, черт возьми? После того, что было?
Магда положила трубку.