И вот поди ж ты — поэтический зуд неодолимо преследовал Шевчука. Свои стихи он ценил больше всей остальной своей продукции, а в научные статьи всегда старался пропихнуть несколько строк столбиком, подписанных «Я. Мудрый» (этот псевдоним он выбрал, увидев где-то во Львове улицу Я. Мудрого). Тот факт, что вирши Шевчука иногда все-таки попадали в печать, можно было объяснить только его магическим влиянием на женщин, которых немало в составе редакций. Отнюдь не красавец, он пользовался большим успехом, ибо был абсолютно женолюбив, мог дышать только воздухом женского восхищения. Дело это взаимное: женщины вообще тяготеют к тем, кто искренне в них нуждается... Близость с женщиной была для него вовсе не обязательной: в большинстве случаев энергия разряжалась в разговорах. «Астральный бабник», — сказал про него тот же Полынин.
Нешатов Шевчука еще ни разу не видел. Работая на половине ставки, тот посещал институт нерегулярно. Отчеты Шевчука по теме «Искусственный интеллект» Нешатов читал, но с отвращением. Какая-то заумь, распутный, якобы философский жаргон. На каждом шагу «универсум», «социум», «парадигма»... Само название темы казалось, видимо, автору недостаточно пышным; он всюду, где мог, заменял его на «Опыт общей теории синтезирования и протезирования интеллекта»... Бррр...
— А что ему от меня нужно? — полувраждебно спросил Нешатов.
— Деловой помощи, — ответил Ган. — У него положение сложное. Один инженер сдает кандидатский минимум, другой уволился, две сотрудницы — в декретном. Любит окружать себя женщинами, забывая, что они время от времени рожают. Услышав про вас, он прямо загорелся.
— Что я не рожаю, это факт. А в остальном вряд ли я ему могу помочь. Не протезист.
— А мы посмотрим. Попытка не пытка.
Ган набрал номер.
— Даниил Романович? Привет. Что, если я зайду сейчас к вам вместе с Юрием Ивановичем Нешатовым?
Незримый собеседник долго крякал утиным голосом.
— Тем лучше, — сказал Ган, — приходите в общую, там просторнее.
Он положил трубку и пояснил:
— Даниил Романович сейчас придет. И не один, а с Дураконом.
— Кто это Дуракон?
— Сами увидите.
Вышли в общую комнату. Через несколько минут за дверью раздался маслено-бархатный баритон, командовавший «направо», «налево», «прямо». Дверь приоткрылась, и в щель просунулось нечто извивающееся, змеевидное. У этого чего-то было три головы, из которых пыхало пламя.
— Ой, кошмар! — взвизгнула Лора, поджимая ноги.
Змей просунулся полностью.
— Стоп! — сказал баритон.
Змей остановился, а вслед за Дураконом (это, видимо, он и был) вошел его хозяин, брюнет младшего пожилого возраста, смуглый, толстоватый, ноги врозь. Одет он был в ярко-малиновый бархатный пиджак, сильно потертый, узкий в животе (одной пуговицы недоставало). У горла раскинул крылья пышный галстук-бабочка, синий в белый горошек.
— Это Даниил Романович Шевчук, — представил его Ган, — а это наш новый сотрудник Юрий Иванович Нешатов.
Нешатов поклонился куда-то между Шевчуком и Дураконом. Шевчук, сияя нержавеющими зубами, подошел к нему и протянул руку. По дороге он споткнулся о Дуракона, тот начал было двигаться, но хозяин сказал ему «цыц». Дуракон остановился, вздрагивая сочленениями.
— Рад познакомиться, — сказал Шевчук.
Он был похож на заговорившую маслину — лоснящийся, вкрадчивый. И вместе с тем в его улыбке было что-то обезоруживающее, детское. Рука была теплая, небольшая, с тонкими пальцами, желто окрашенными никотином.
— Даниил Романович, — обратился к нему Ган, — чем ваш воспитанник может нас сегодня порадовать?
— Чем хотите. Задайте ему сами программу действий.
— Ну пусть проползет от этого шкафа до того угла, а по дороге заползет, скажем...
— Под стул Лоры, — галантно предложил Шевчук.
— Ой, нет! — закричала Лора. — Я его боюсь!
— А вы, Магда, не боитесь?
— Ничуть, — сухо ответила Магда.
— Тогда он проползет под вашим стулом, — еще любезнее сказал Шевчук. — Проползти под стулом смелой женщины — особая привилегия.
Он внимательно оглядел комнату, пошевелил губами, присел на корточки рядом с Дураконом и не очень громко начал ему что-то втолковывать.