— Не будет, — отчетливо высказалась из-за задосок Екатерина.
— Чего не будет-то, чего не будет? — продолжая начатый еще до прихода гостя спор, закричал отец. — Больно разговорная ты у нас стала!
— Какая была, такая и стала. Не старое время силком заставлять. Сам говорил — все Роговы кулак на кулаке. А у этого и без меня невест полон двор отыщется. До стольки лет холостой был, а сейчас чего-то удумал. Сказала, не пойду — и все! А будете заставлять, в райком пожалюсь.
— Нет, ты слыхал? Слыхал? — от неожиданных слов дочери у хозяина даже голос сорвался, вместо солидного мужского баса какой-то чуть ли не бабий взвизг получился. Очевидно, чтобы самого себя привесть в чувство, он от души шарахнул по столу крепким корявым кулачищем. — Дожили, что ножки съежили! На родных родителей заявлению писать собирается! Чтобы их, значит, ликвидировать, а она тогда, что хочу, то и ворочу.
— Никто вас ликвидировать не собирается. Нет сейчас такого закона, чтобы без любви и без согласия.
— Понял, Николай Иннокентьевич, кого мы на свою погибель возрастили? Любовь ей подавай! Мы что ль тебе её отыскивать будем? Ништо, сейчас спесива, потом скажешь спасибо. Вот ты, Колька, человек грамотный и при военной форме, можно считать, как будущий командир. Скажи, имеет она право так с родителями обращаться?
Николай не отводил взгляда от задосок, за которыми ему отчетливо виделась Екатерина такой, с какой столкнулся с ней в дверях — распаленная, стремительная, с обжигающим взглядом серо-зеленых глаз. Почувствовав, что молчание затянулось, а Матвей Боковиков с удивлением уставился на него, он тихо сказал:
— Дочка ваша о сегодняшней жизни правильное представление имеет. Без любви и без взаимной договоренности противоречит нормам советской семьи и брака.
— Чему? Каким таким нормам?
Николай, как это с ним случалось в те минуты, когда должно было произойти что-то важное, весь подобрался, облизнул пересохшие губы и, сообразив, что если еще хоть немного промедлит, ничего не получится, кроме взаимного непонимания и его собственного, на всю оставшуюся жизнь, недовольства собственной нерешительностью, стал лихорадочно подыскивать необходимые слова. Понадеявшись, как на спасение, на едва промелькнувшую искорку интереса в недавнем встречном взгляде Екатерины — была не была! — спросил:
— Поближе что ль никого не сыскалось? Такая красавица, а вы ее силком?..
От неожиданного поворота разговора Матвей Боковиков на некоторое время онемел и почему-то оглянулся на дверь. Екатерина затаила дыхание, боясь пошевелиться.
— Надо бы и ее спросить, может, ей здесь другой кто глянулся?
— Чего ее спрашивать? Сама бы сказала, язык имеется. И даже длинный чересчур, — повернулся он к задоскам. — Не знаю, какая она там раскрасавица, только нос и от своих, и от чужих воротит. Тут какое дело? За худого взамуж не хочется, а добрые не на елках растут, сразу не сыщешь. Сашка Рогов, конечно, мужик шебутной, только если он глаз на нее положил, тут с ним тягаться некому.
— А может, кто и сыщется?
Екатеринин родитель начал что-то соображать. С интересом посмотрел на Николая, потом на задоски, хмыкнул и повеселевшим голосом сказал:
— Запрягали мы, паря, с тобой прямо, да поехали больно криво. Никак что-то сообразить не догадаюсь, куда ты воротишь? За дробью зашел или Катька поглянулась? Так ты ее и не видал поди толком. Катька, давай сюда!
— Зачем? — каким-то не своим голосом отозвалась Екатерина, чувствуя, как горит лицо от прихлынувшей крови, а глаза повлажнели от неожиданных слез.
— Еще один жених для тебя сыскался. Сулится Сашке Рогову дорогу перегородить.
— Перегораживать нечего.
— С твоей стороны может и нечего, а с его вот-вот сваты прикатят.
— Как прикатят, так и укатят.
— Да ты иди сюды-то. Прилипла, что ль, там? Когда не надо, смелая, а где надо, не отыщешь.
Екатерина выступила из-за задосок и, не глядя на Николая, прислонилась спиной к теплому боку печки. Она еще толком не понимала, что сейчас может произойти, как повернется этот неожиданный разговор, от которого у нее почему-то незнакомо заныло сердце, а в глазах все подернулось каким-то влажным туманом — не разглядеть толком ни поднявшегося из-за стола Николая, ни насмешливо поглядывающего то на него, то на неё отца. Но каким-то дальним, глубинным чутьем догадалась, что от того, что скажет сейчас их гость, сложится или так и не сложится вся её дальнейшая жизнь. В голове мелькнуло: «Позовет — пойду!» Но тут же урезонила себя: «Не бывает так-то, чтобы сразу. Даже слова не сказавши, даже толком не разглядев друг друга…» И только потом услыхала хриплый от волнения голос Николая: