– Доккенгарм? – Хорне посмотрел на сьера Ламон. – И?
– На ваше судно поднимутся пассажиры. Три человека.
– Куда должно их доставить?
– В Сеехавен.
Вольный город на Зеркальном озере, почти у самого конца Длинного моря. Так-так… трость стукнула совсем негромко. Хорне думал. Ничего сложного? Ай-ай, не бывает такого.
– Кто мои пассажиры.
– Вы получите три тысячи золотых. Первую тысячу задатка прямо сейчас.
– Кто мои пассажиры?
Мар-ярл кивнул аристократу. Да-да, красавчик, если ты говоришь с Хорне, так говори сразу и все.
– Высокородная девушка и ее сопровождающие.
Ясно… Высокородная? Тайком и на судне корсара, пусть и ходящего капером, имеющим все необходимые бумаги.
– Пять тысяч. И четыре медные легкие пушки, по двадцать ядер на каждую, по двадцать мер бурого пороха из Тотемонда. Половину золота сразу, как и все пушки. Это мои условия. Думайте. За ответом вернусь завтра. К обеду.
– Зачем тебе еще пушки? – удивился мар-ярл. – Куда?!
Хорне пожал плечами:
– Хочу заказать люггер, чтобы сопровождать рыбаков в море. Вложения в старость.
Лисс усмехнулась. Именно так, милая, и ты же смеешься не из-за бредовых слов о суденышке для береговой службы, нет. Ты все поняла верно, моя мар-ши. Мы же им нужны.
– Согласен.
Не торгуясь? Дурачок ты высокородный, вот ты кто…
Ночь пахла солью, факелами на улицах и цветами. Солью город пах всегда, цветы принесла с собой Лисс, а вот к факелам она не имела никакого отношения. Хотя тут Хорне мог поспорить. Ее страсть явно отдавала пламенем, жадным, буйным и обжигающим. Так что спальня вдобавок пахла и любовью. Плотской, сладкой и уж точно греховной, чуть перечной, смешавшейся с ее острым и чуть мускусным потом, блестевшем на плечах.
Кёре Пропт, служивший в соборе Мученика у Рыбного рынка, никак не мог привыкнуть к мар-ши, жившим в Стреендаме вольно и так, как им хотелось. А уж Лисс, с ее привычкой расстегивать сорочку почти до пупка, хитрыми прозрачно-лазурными глазами и нежно-розовым языком, как на грех облизывающим губы каждый раз, как встретит священника…
В его глазах Лисс являлась самим олицетворением искушения хозяина преисподних. Да и блоддер с ним, лысым тощим пеликаном, тайком пялившимся на крепко-задастых молочниц. Греховная демоница, ну-ну…
Хорне усмехнулся в полутьме, поняв – ему не хватает трости. Так-так, отозвалась та в голове, так-так. Трость заменила другой голос и не поймешь – хорошо оно или плохо.
– Мм-м, вспомнил веселое? – Лисс, темнеющая на простынях смуглым тонким и прекрасным сосудом греха, укусила плечо шкипера. Острые мелкие зубки впивались больно… даже очень больно… да… но… Хорне любил ее укусы. Потом вспышку на коже тушили ласковые мягкие губы, потом к ним на помощь приходил язык, потом…
– Люблю моряков. – поделилась Лисс. – Бушприт всегда наготове. Так ты вспомнил веселое?
– Без бушприта моряку никак… А уж корсару так особенно. Люблю, когда бушприт смотрит в корму судна с призом. Мало ли интересного и неожиданного может ждать? Не вспомнил ничего, только этого, лысого дурня, что тащит всех ныть молитвы в церкви, подаренной Морской палатой.
Лисс перестала заниматься его, Хорне… такелажем. Шлепнула по нагло потянувшимся рукам. Села, откинувшись на спинку кровати. Старой-доброй баронской кровати, с резными украшениями, привезенной дедом Хорне из похода на магистратуру Шварценхаффен. Спинка скрипнула, благородным звуком красного дерева.
– Они опасны, эти лысые серые святоши… Моих братьев и сестер не отыщешь на юге. Их сожгли почти всех.
Хорне не ответил. Мир менялся. Места альвам находилось все меньше.
– Тебе не кажется, что мы продешевили, шкипер?
Так-так… стукнула трость в голове Хорне. Лисс очень легко превращалась из тягучей и невыносимо прекрасной мечты в свою настоящую реальность. Холодного, опасного и острого, как ее рапира, старшего помощника "Мариона". И очень-очень часто делала это вовремя и верно. Как бы не хотелось…
Хорне кашлянул. Ночь длинная, вино не закончилось, радуйся жизни, шкипер.
– Не кажется. Я уверен в этом. Что общего между дворянами Доккенгарма и аристократами Бретоньера?
Лисс не ответила, лишь усмехнулась.
– Значит, мы с тобой в такой паутине, где пауков несколько. Знатная девчонка и идти в Сеехавен… Мутное дело, само собой.
– Что будем делать?
Хорне встал, привычно лапнул собственное бедро, ожидая боли. Но она пожалела, лишь чуть куснула оставшиеся и плохо сросшиеся мышцы. Прохромал к окну, глотнул воздуха. Подоконник, широкая сланцевая доска, холодила ладони.