Тут он отвернулся, чтобы отпереть двери, снял замок и распахнул обе створки. Проделано это было так ловко и плавно — по-кошачьи, да, — что Марта им поневоле залюбовалась. В смысле, не прямо вот им, а его движениями, конечно.
— Ладно, — мрачно сказал Чистюля. — Хватит трепаться, я считаю. Давайте уже со всем этим покончим.
В спортзале было пусто и холодно, пахло потом, старыми пыльными матами и чужими слезами. Высоко под потолком горели сонные, усталые лампы, заливая всё пространство синеватым светом. Под стенами стояли парты с табличками, по классам, за некоторыми сидели дежурные. Кое-где лежали первые пачки, дежурные их снимали на телефоны и сразу постили в группу, с комментами, сколько набралось кг. Сейчас это мало что значило, а к концу сбора начинались интриги, соперничество, марафон!.. Ну и, конечно, жульничество, куда ж без него.
Учителей было мало: кроме Вегнера, только Жаба, Флипчак и кто-то из младших классов. Хотя формально за всё отвечал Вегнер, именно Жаба тыкалась во все углы, что-то записывала в папку, с умным видом кивала. Флипчак сидела со своими семиклашками-дежурными и наблюдала за ней с невозмутимостью восточного божка. Иногда прикрывала ладонью рот и позёвывала.
— Оп-па! — сказал Чистюля. — Мы что ж, первые?
На их парте, как и на остальных, стояла табличка с номером класса, но ни Даны, ни Луки не было. И пачек тоже не было, ни одной.
Стеф нахмурился:
— Дана мне вчера писала: вроде как слегка простыла. Просила подменить, если вдруг опоздает.
— Вот так, — ухмыльнулся Чистюля, — и вскрываются неожиданные подробности. А я давно говорил: она к тебе, Штальбаум, неравнодушна. Отрадно знать, что ты наконец-то внял гласу разума (в моём лице) и…
— Слушай, заткнись, а!
Чистюля осёкся и даже невольно отшагнул от Стефа.
— Ты чего? — тихо спросила Марта.
— Ничего. Просто достали дурацкие шуточки. С утра, блин, пораньше. Устроил клоунаду.
— Придурок, — внятно и медленно произнёс Чистюля. — Обидели его. Задели. С утра, понимаешь ли, пораньше.
— Вы ещё подеритесь.
— Надо будет — и подерёмся. — Стефан-Николай смотрел не на Марту — на Бена. — А ты не лезь.
Марта почувствовала, как где-то под солнечным сплетением вспыхнул ядовито-зелёный, с алыми прожилками шарик. Ненависть, злость — такая сочная, яркая. Что они себе вообразили, два дебила! И когда! Вместо того, чтобы заняться костями, решили на пустом месте…
— Доброе утро! — сказал вдруг кто-то у неё над ухом. — Молодцы, что так рано пришли, а то я уже переживал.
Штоц действительно выглядел встревоженным. Он посмотрел на часы, поискал взглядом Вегнера и кивнул тому, чтобы подошёл.
— Мне звонил господин директор, он получил дополнительные указания. Велено проверять и изымать все старые учебники и книги, пятнадцатилетней и больше давности. Их мы сдаём отдельно. Передайте, пожалуйста, остальным дежурным.
— А что с вашими? Я смотрю, до сих пор не пришли, — уточнил Вегнер. На Марту он и не взглянул, на ребят, впрочем, тоже. — Это должны были быть… — Он достал планшет.
— Аттербум и Конашевский. У Даны простуда, с Конашевским… всё несколько серьёзней. Я поставлю замену. Ребята, — повернулся он, — возьмётесь?
— Конечно, — чуть растерянно произнёс Стефан-Николай. И когда Вегнер, кивнув, пошёл дальше, передавать указания, — спросил: — С Лукой всё в порядке?
Штоц покачал головой. Лицо его напряглось, взгляд стал холодным, чужим:
— Не знаю. Его избили, сейчас он в больнице.
— Кто избил? Где?!
— Возле дома, какие-то… хулиганы. — Он запнулся, и Марта вдруг поняла, нутром почувствовала: Штоц врёт. Не хулиганы, нет. Кто-то другой. И Штоц знает, кто. Просто не хочет им говорить.
— К слову, — добавил он, — я просил бы вас быть осторожнее. Сейчас темнеет рано; постарайтесь по вечерам не ходить одни. Ну, об этом я ещё скажу в классе, для всех. Работайте пока. Марта, ты за старшую, держи вот кантер. Рассчитываю на вас, ребята.
— Фигня какая-то, — сказал Чистюля. Он не спускал глаз со Штоца — как подозревала Марта, чтобы только не смотреть на неё со Стефаном-Николаем. — Чего вдруг не ходить? Прямо военное положение, ха-ха. Ну, хоть ясно, почему мальки были такие напуганные.
— А у меня отец с сегодняшнего дня на ночной смене.
Стеф кашлянул:
— Не переживай. Наверняка обычные хулиганы, ничего сверхъестественного. А эти сволочи только на слабых нападают, на взрослых у них кишка тонка. Тем более — твой кого хочешь сам приложит, мало не покажется.
— Утешил! Умеет у нас Штальбаум подобрать нужные слова, скажи, Марта?
— Ну да, зубоскалить по любому поводу проще…
Марта грохнула кулаком по парте — аж с ближайших на неё заоглядывались.
— Вы что, — сказала она тихим, угрожающим шёпотом, — совсем шизанулись? Не врубаетесь? Это же кости! Не вы — а кости!
Они оба обменялись понимающими взглядами.
— Ты как себя чувствуешь, Баумгертнер? — спросил заботливым тоном Бен. — Всё хорошо?
— Ничего не хорошо. Вы подумайте, подумайте, дуэлянты, блин. Вспомните, как со мной ходили выкапывать. О чём я всегда предупреждала?
— «Это как минное поле, только хуже», — произнёс Стефан-Николай. — «Тут надо следить не за тем, куда ступаешь, а за тем, что думаешь». Ты хочешь сказать?..
— Да ладно, Марта, они же в раздевалке! По-твоему, смогут дотянуться сюда через коридор и стены?
— Или так, или — вы два придурка, которым хватило ерунды, чтобы угробить собственную дружбу. Только, — добавила она, — это никудышная версия. Потому что меня тоже достаёт, понимаете? Если бы не пришёл Штоц, я бы сама наговорила… всякого.
Они снова переглянулись. Стефан-Николай посмотрел на часы.
— Ещё минут сорок до начала уроков, а грузить начнут позднее. Марта, мы столько не продержимся. А остальные? Если начнёт бить по остальным…
— А ведь начнёт! Ох, как же я раньше не сообразила!.. Жираф и Шуруп, помните, они подрались?
— В раздевалке!
— Именно, Бен. Первый раз — в раздевалке. А потом, как минимум, ещё раз, у меня во дворе. Эта зараза, если уже достала, так просто не отцепится.
— Ну клёво, — сказал Чистюля. — Сейчас сюда вся школа соберётся. Могу себе представить, чего нас ждёт.
Вся не вся, а народу действительно стало больше. Появились другие учителя, Вегнер со Штоцем и (разумеется) Жабой объясняли им насчёт книг и учебников. Мальки приволокли свою тележку с добычей: двое стояли на страже, остальные разгружали. Рядом крутились пацаны постарше, надеялись ухватить пачку-другую. Штоц сделал им внушение и отправил вместо этого на помощь: дотащить несколько связок, которые принесли Кадыш и её брат. Брат по-прежнему хромал, Марта удивилась, чего он вообще пошёл с Тамарой — толку от него вряд ли было много. Правда, теперь он пользовался только одним костылём и на ногу — ту, превратившуюся в мраморную колоду, — наступал с лёгкостью. Лишь морщился слегка. При виде Штоца он расплылся в улыбке и закивал, как давнему знакомому.
— Вы уже слышали? — к ним подошёл Артурчик Сахар-Соль. Бросил на парту худенькую папку, кое-как перевязанную капроновой верёвкой. — Конаша с час назад отметелили какие-то отморозки, вообще ни за что. Ну и теперь паника, само собой, вон, даже Тамаркин брат притащился, типа защищать. Лютый крандец. А вы чего, вместо Конаша, значит? Тогда записывайте, там три кило. Даже три с половиной.
— Четыре, ага. — Марта взвесила. — Ноль семьдесят пять, ты прям перестарался, Зиммер.
— У тебя весы сломанные, Баумгертнер. — Он наткнулся на её свирепый взгляд и вскинул руки: — Ладно, ладно, чего с тобой спорить, вноси пока так. Я ж не виноват, что некоторые вон, хоть и на костылях, оказались шустрее.
— Плохому танцору!.. — хохотнул Чистюля.
— Вот только не надо! Я вчера как последний лох пошёл к Штоцу — и чё?