Только перед самой вечеринкой, когда явились в гараж Чистюля со Стефом, Марте как будто кто-то на ухо шепнул: а что с Никой? В смысле: как-то она уж очень тихо вела себя на уроках. Не рассказывала про новые стишки, не расспрашивала о подарках, ни разу не упомянула о Вегнере. Может, подозревает… в смысле — напридумала себе чёрт знает что и теперь так изысканно даёт понять, что обиделась? Вполне в её духе, между прочим.
Сейчас-то Марта слегка успокоилась и расслабилась, хотя сперва была на взводе. Всё-таки полтора часа в узком кругу родственников — то ещё удовольствие, даже если у тебя ДР. Особенно если у тебя ДР. Подарки — это, конечно, прекрасно; но когда тебя обсуждают в твоём же присутствии!.. И ведь не уйти, не хлопнуть дверью: день рождения, сиди-терпи.
Съехались, правда, не все, и это немножко спасало. Элизины родители поздравили по скайпу, Марта поблагодарила с резиновой усмешечкой на губах, да и смысл прикидываться, знаем-знаем, что вы ни меня, ни отца на дух не переносите; спасибо, взаимно.
А бабушка Дорота позвонила на мобильный, хотя это стоило ей кучу денег: роуминг, да и пенсия ведь крохотная. Расспрашивала Марту про учёбу, про мальчиков, спросила, как там мамина могилка. Марта врала, что всё хорошо, и мальчик у неё есть, и к маме ходила совсем недавно. Приглашала в Ортынск, бабушка, помолчав, обещала подумать. Не приедет, конечно; после смерти мамы она ни разу не наведывалась, а уж теперь-то — когда визу получить в разы труднее, даже родственникам… Жалко, в общем: как раз бабушку Марта любила, хоть характер у неё не мёд.
Дядя Патрик с тётей Мадлен привезли с собой близнецов Штефана и Теобальда. Близнецы были на пару лет младше Марты, надменные, задиристые, всё время переглядывались, посмеивались и всюду совали свой нос. Слушать, как её обсуждают при этих двух недорослях, было обиднее всего, но Марта держалась. И была вознаграждена появлением Гиппеля, а после и Никодема де Фиссера. Оба вручили ей роскошнейшие букеты, Гиппель прибавил к своему конверт с парой серьёзных купюр, а дядюшка Никодем — крохотное зеркальце-брелок в виде книжечки. Зеркальце, разумеется, было с особой историей, но де Фиссер пообещал рассказать о ней в другой раз: её полагается знать только хозяйке зеркальца, господа и дамы, попрошу отнестись с пониманием.
Ещё среди гостей была Элизина коллега по работе, госпожа Франциска — мрачная, похожая на камбалу тётка. Разговаривая, она смотрела не на собеседника, а куда-то вбок, и Марте стало интересно: это ж какие храбрецы ходят к ней стричься? И — как она сама-то красится и зубы чистит, например?
Словно почувствовав Мартин интерес, госпожа Франциска надолго не задержалась: дома некормленные принцежабы, простите великодушно, сами знаете, какие они обидчивые. Никодем де Фиссер мигом подхватился и вызвался её проводить, а вскоре и Гиппель посмотрел на отца, кашлянул со значением, отец кивнул и поднялся: им пора на работу, у Элоиза сейчас наплыв клиентов, трудимся и днём, и ночью…
Марта тоже заизвинялась — у неё ведь была намечена отдельная вечеринка, для своих. Недоросли хотели увязаться за ней, но дядя Патрик цыкнул, сидите, мол, нам скоро на электричку. За это Марта готова была простить ему с тётушкой Мадлен и перемывание косточек за столом, и этот дурацкий набор постельного белья — с, представьте себе, мультяшными улыбчивыми дукатами на розовеньком фоне.
Штефан сдаваться не собирался и пробасил насчёт того, что рано ж, время детское, но — вот оно, возмездие! — без лишних слов получил по шее. Дядя посмотрел на него особым, потяжелевшим взглядом и сообщил, что, во-первых, это не Штефану решать, детское или нет, а во-вторых, завтра кое-кому в школу; если же память у некоторых отшибло, то он мигом освежит, только дайте знать. Недоросли сдулись и погрустнели, Марте на минуточку даже стало их жалко.
В гараж она успела за пять минут до первых гостей. Выставила угощение, врубила музыку. Это была закрытая вечеринка, для тех, кого Марта действительно хотела сегодня видеть. И следующие часа два пролетели незаметно, даже та мысль про Нику мелькнула в самом начале, а потом пропала. Всё было шикарно: поздравления, тосты за новорожденную и совершеннолетнюю, Чистюля раскопал в Сети гору прикольных конкурсов, старший Кирик и Натан устроили показательное фехтование на мётлах — турнир века! — потом все фотографировались с Мартой, а когда дошло до танцев, за дело взялся лучший диджей класса, школы и целого города, Седой Эрик!.. И это было что-то, о да!
Марта внимательным взором хозяйки не забывала следить, все ли довольны, не заскучал ли кто. Больше всего переживала за Аделаиду, но та на удивление быстро освоилась: смеялась со всеми, и танцевала, и ну просто отжигала в «крокодильчике»!
И Ника тоже смеялась, подарила Марте фирменную футболку «Имбирной арфы», с азартом играла во всё, что предлагал Чистюля, и, кстати, во время медляка что-то там ему нашёптывала.
А теперь, значит, «всё заметила, но старается не спешить с выводами»? Они поднимались по лестнице: Нике нужно было в туалет, Марта взялась провести. И пожалуйста — пошли откровения.
— С какими именно выводами? — осторожно сказала Марта.
Ника фыркнула и помахала в воздухе пальцем.
— Только не прикидывайся! Я же не дурочка, всё вижу.
Звучало бы убедительней, если б она не так раскачивалась. Последняя банка пива всё-таки была лишней.
— И как он на тебя смотрел! А?!
— Да обычно смотрел, как на всех. Не выдумывай.
— Пф! «Как на всех»! И это ты лучшей, блин, подруге!.. Да если хочешь знать, я у него спросила. Да, взяла и спросила! И он признался! Хотя это и глухому видно. В смысле — слепому. — Она хихикнула. — Ты мне ещё скажи, что ты просто так туда-сюда волосы красишь. Но ему, кстати, нравятся пшеничные. Он так и сказал: «Пшеничные ей больше идут».
— Подожди, — выдавила из себя Марта. — Кто сказал-то?
— Ну здрасьте. Кто-кто, Трюшл… Трюцлш… Короче, Чистюля твой. Дурацкая, кстати, кликуха, у него же имя есть… какое-то. Ф-фу, забыла, вот помнила же — и забыла. За-бы-ла… Марта, — сказала вдруг Ника тихим, жалобным голосом. — Март’. Я сильно глупая, да?
— Не выдумывай, Миллер.
— А ты мне не ври, не надо. Я же и правда всё вижу. Молчи, молчи, я не про этого твоего…
— Он не мой!
— Молчи. Я же понимаю. Ну, что мы не пара и всё такое. Но он такой, Марта… он такой!.. Что я могу поделать, Март’? Это ж не от меня зависит. И Йохан ещё, придурок, зачем он с этой Когут так сразу? Марта, он же каждый её пост лайкает, и селфи эти их, они уже в кино ходили, Марта, хотя какая разница, в кино или не в кино, с Когут или с какой-то другой, просто обидно, понимаешь, обидно, хотя и плевать, плевать, плевать!..
Она закусила губу и отвернулась. Потом рывком прижалась к Марте, ткнулась в плечо. Так стояли на площадке между этажами и ревели в два голоса. Ника — от обиды, Марта от стыда.
Потому что — ну правильно же она всё говорит.
Это не от меня зависит, Ника, не от меня. Просто… так получается.
Прости, пожалуйста. Прости…
Потом они вытерли слёзы и пошли-таки в квартиру. Пока Ника приводила себя в порядок, Марта решила вызвать ей такси — и попросить, к слову, чтобы Чистюля проводил. Что там он Нике понарассказывал, Марта выяснит завтра… или в любой другой день. Скорее всего расфантазировавшаяся Ника спросила только про цвет волос, а смущённый Чистюля со всем соглашался.
Но если вдруг, внезапно Ника права… тем более пусть едут вместе. Думать о таких сюрпризах Марта сейчас не готова.
У неё, к слову, есть ещё одна нерешённая проблема. И вполне серьёзная. Когда господин Вегнер рассказывал про кости и прочее, знал ли он об их негативном воздействии? То есть не о пассивном: если растереть и влить в драковуху, можно загнуться, — а об активном. Обо всех этих щупальцах, о волне ненависти, которую испускают кости, — знал? А если нет — хорошо же Марта ему удружила!..
Она вошла в гостиную, прикидывая, стоит ли прямо сейчас делать то, что задумала. Всё-таки начало одиннадцатого. Всё-таки у неё гости…