— Чарли! Чарли, сюда, приятель! Я впущу тебя внутрь!
Чарли повернулся, хватая воздух ртом. Дыхание вырвалось из него облачками белого пара, тут же уносимого ветром. Его голое тельце было восковым и бледным, за исключением щёк и кожи на груди, раскрасневшихся от мороза.
— Сюда! Сюда, я впущу тебя, Чарли, я…
Голос Каттера оборвался сдавленным криком, когда Илэйн ухватила его за воротник рубашки и дёрнула на себя. Рывком развернув его, она разжала руку. Каттер пошатнулся, продолжая двигаться по инерции дальше, и Илэйн пнула его под зад, чтобы помочь силе тяготения сделать своё дело. Парнишка рухнул на пол.
Мальчишки моментально притихли. Повернувшись, она посмотрела в глаза Эвану, Ллойду, Питу и Репиту, Йошии и старшему Владу, позволив каждому из них разделить с ней этот момент абсолютной ярости. Наконец она перевела взгляд на Джейка. Тот залился краской до самых корней волос и уставился в пол.
Илэйн не могла говорить. Горло сдавило. Она едва могла дышать. Она боялась того, что могла сейчас сделать. Мысленно она хватала детей за волосы и била их головы друг об друга. В уме она представляла, как хватает Джейка и бьёт его лицом об стекло, которое по своей прочности не уступало алмазу, раз за разом ударяя его об стекло с такой силой, что череп трещал.
Пока она обдумывала возможные варианты, Чарли ввалился внутрь через окно, которое открыл Каттер. Поднявшись на ноги, он обхватил себя руками и затрясся. При падении Чарли ободрал колено.
— Это б-была п-п-просто иг-г-г-гра, — сказал он. — Исп-п-п-пытание. Я сказал, что сп-п-п-правлюсь, что п-п-п-пройду его.
— Молчать, — сказала она. Её гнев тут же сместился на Чарли. Защищал их. Он защищал их даже сейчас. Не удивительно, что они ненавидели его, дурака. Ещё и это его дурацкое выражение лица, это застывшее навечно удивление – Илэйн так и подмывало дать ему затрещину. Вместо этого она велела Чарли идти в лифт.
Она пошла за ним, но повернулась обратно и подошла к Джейку. Тот по-прежнему стоял, опустив глаза.
— Джейк, — тихо сказала Илэйн, когда голос к ней наконец вернулся. — Посмотри на меня, Джейк.
Он поднял голову и тогда она отвела руку и влепила ему пощёчину с такой силой, что сама испугалась. Белый отпечаток её ладони отчётливо виднелся на его покрасневшем лице. Раздался изумлённый вздох – и не один. Мальчишки хором ахнули.
Чувствуя, что недостаточно уязвила его самолюбие, Илэйн добавила:
— Ты подвёл меня, Джейк. Не знаю, смогу ли когда-нибудь снова смотреть на тебя как раньше.
А вот тут она явно перегнула. Слова вырвались сами собой. Илэйн неожиданно вспомнилось, как сладостно пахло его горячее дыхание, когда он был младенцем – тот уникальный аромат подслащенной детской смеси… Видеть, как он борется со слезами, было невыносимо, поэтому Илэйн резко повернулась и шагнула в лифт. Двери закрылись за ней и, случайно бросив взгляд на пол, она заметила, что Чарли оставлял за собой кровавые следы.
Она принесла Чарли термобельё и какао, а затем нанесла на его изрезанные ступни заживляющую мазь, пока тот сидел на кушетке в медпункте. У Чарли был жар. Он утверждал, что слышит всё словно через вату, так что она дала ему средство от жара.
— Тебе повезло, что нет обморожения, — заметила она. — А если бы мне пришлось ампутировать тебе палец? Или что-нибудь не менее дорогое твоему сердцу?
— Мне холод не страшен, — улыбнулся он. — Никогда.
Илэйн направила отоскоп ему в правое ухо, внутренний канал был светло-розовым. У мальчишек была врождённая устойчивость к холоду, что не переставало её удивлять, хоть она и знала, что их такими создали. В их ДНК добавили четырёхсотлетние гены потомственных ныряльщиц корейских ама, благодаря чему температура их тела могла падать на десять, а то и на все двадцать градусов, и они могли и дальше работать как ни в чём не бывало. Эта лишь одна из почти трёхсот модификаций, которые претерпела их ДНК, дабы они могли выжить в этом мире. Мальчишки были созданы для жизни на этой планете. Илэйн – нет. Её гены были выведены не в лаборатории, а всего-навсего в искусственной матке производства компании Рене Лакруа. Матка представляла собой протеиновый «шарф», состоящий из клеточных нитей её отца и матери. Можно считать, что её жизнь тоже была результатом некоего эксперимента – неудачного теста на близость и доверие.
Её мальчики – она считала их своими – не были её плотью от плоти. Физически у них с ней не было ничего общего, кроме того, что её кровь, как и их, была инфицирована безвредной бактерией, поглощающей смертельные дозы содержащегося в атмосфере азота. Так же, как и мальчикам, Илэйн приходилось каждые шесть недель вкалывать себе то, что ребята прозвали «воздушной пулей», если ей не хотелось упасть замертво от удушья.