Впервые в жизни у меня возникает желание пойти и покормить голубей в парке.
Я стою, застыв на месте, пока хлопанье крыльев не выводит меня из транса. Голубь взлетает в пурпурное небо, но мой взгляд прикован к прекрасной девушке в окне. Моя грудь сжимается от боли в ее глазах, когда она смотрит, как маленькое животное исчезает за горизонтом, и это поражает меня.
Она любит эту маленькую птичку.
Когда Лилит закрывает окно, меня охватывает желание сделать что-нибудь для нее. Что-то, что вернет свет в ее глаза. Ломаю голову, вспоминая, как ее губы растянулись в едва заметной улыбке, когда голубь начал клевать предложенные ею хлебные крошки.
Как бы сильно она ни любила эту птицу, ей просто нравится иметь возможность о ком-то заботиться. Если я принесу подарок для ее питомца, возможно, я снова увижу эту улыбку.
Но есть одна проблема. Я ни черта не понимаю в птицах.
Провожу рукой по волосам, когда Лилит заходит в ванную, оставляя дверь широко открытой. Она снимает майку, обнажая свою упругую грудь перед зеркалом, а ее губы двигаются в такт песне, которую она напевает. Мой член моментально пульсирует, когда она спускает кружевные трусики с бедер, – ее бедра соблазнительно покачиваются в такт тихому ритму. Боже, она заставляет меня истекать слюной от желания.
Ее стройные ноги слегка сгибаются, когда она входит в ванну, придерживаясь для равновесия за темно-синюю занавеску для душа, и встает под струю воды. Я хочу протянуть руку, почувствовать ее и убедиться, что она реальна.
Но я должен быть терпеливым.
Низкое рычание срывается с моих губ, когда я смотрю на нее, желая быть водой, стекающей по ее коже. Я хочу попробовать ее на вкус, наполнить ее, но больше всего я хочу ее развратить.
Как только она заканчивает принимать душ, не теряя времени, она запрыгивает в постель. Надевая на шею медальон, она прячет свое обнаженное тело под одеяло, затем выключает свет рядом с кроватью, погружая комнату во тьму.
Блядь.
Мне понадобится Призрак, чтобы установить камеры, когда она завтра будет на работе.
Потушив косяк о каменную стену, я кладу бычок в карман и иду по тротуару. Холодный ночной воздух обжигает мою кожу, несмотря на толстовку с капюшоном, и я засовываю руки в карманы, спеша в направлении рынка.
Время уже далеко за три часа ночи, поэтому зоомагазины будут закрыты, и я не смогу купить то, что мне нужно. К счастью, Larry'z Lizardz – это не просто зоомагазин. По внешнему виду этого не скажешь, но они уже много лет являются прикрытием для клуба.
Мне остается только надеяться, что кто-нибудь там подскажет, какие гостинцы можно купить для птицы.
— Нет! — мама плачет, ее лицо искажается от боли, и она падает на колени. Она протягивает к нему свои дрожащие руки, беря в ладони безжизненное лицо моего отца.
Я верчу цветок между пальцами, наблюдая, как капли крови стекают с лепестков на тротуар.
Бах! Бах!
Тело мамы падает на папу, и на ее плече и груди расплываются два ярко-красных пятна. Я стою, замерев на месте, наблюдая, как ее белоснежная блузка, словно губка, впитывает малиновый цвет.
— Мамочка! — кричу, роняя цветок, спотыкаясь о свои яркие кроссовки, пытаясь добраться до нее.
— Лилит… — хрипит она, из последних сил протягивая руку ко мне. — Мой прекрасный цветок, — она проводит большим пальцем по лицу, оставляя полоску чего-то теплого и липкого на моей щеке. Затем ее рука падает на тротуар, ее ярко-голубые глаза широко раскрыты и безжизненны.
— Мамочка, проснись! — плачу, убирая пряди спутанных волос с ее красивого лица. Я смотрю на то, как кровь образует алую лужу на тротуаре, не обращая внимания на звук взведенного над моей головой курка.
— Не волнуйся, милая. Очень скоро ты будешь со своими родителями.
Я не могу пошевелиться, не могу оторвать глаз от крови…
— Нет! — кричу я, резко вскакивая.
Сжимая в ладони свою цепочку, мои глаза постепенно привыкают к утреннему свету, и обстановка в спальне становится более четкой.
Я ненавижу этот кошмар.
Застонав, я свешиваю ноги с кровати и начинаю свой обычный путь в ванную. Но вдруг, раздается яростный стук в окно, и я подпрыгиваю от неожиданного звука.
— Черт, кто-то проснулся очень голодным этим утром, — проворчав, потираю заспанные глаза, и подхожу к окну. Я уже собираюсь открыть его, когда замечаю на подоконнике большой пластиковый пакет. Не могу разглядеть, что внутри, поэтому присаживаюсь на корточки, чтобы рассмотреть получше. И вот тогда я замечаю это.
Пакет шевелится.
С пронзительным визгом я отшатываюсь назад, и мое сердце готово выскочить из груди.
Стук-стук-стук!
Херб долбит по стеклу как сумасшедший, изо всех сил пытаясь добраться до пакетика со скользкими, извивающимися дождевыми червями.
Кажется, меня сейчас стошнит.
Я мчусь в ванную, едва успев склониться над унитазом, когда мой желудок опорожняется. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу пакет с червями, и тошнота снова подступает к горлу.
Стук-стук-стук!
— Прекрати, Херб! — кричу я, ударяя ладонью по плитке.
Птица на мгновение замолкает, но потом снова продолжает. Это неумолимое, сводящее с ума постукивание. Я поднимаюсь с пола и возвращаюсь в спальню, решив оставить свет выключенным.
Стук-стук!
Вздохнув, я снова подхожу к окну. Теперь, когда я оправилась от первоначального шока, обнаружив в своей комнате пакет с червями, это зрелище мне кажется уже менее пугающим. В конце концов, они не могут выбраться из пакета.
— Прости, Херб, — бормочу я, зажимая верхнюю часть пакета между большим и указательным пальцами. — Никаких тебе червей.
Как только я поднимаю пакет, то замечаю под ним небольшую записку. Я беру ее дрожащими руками, и мое сердце замирает где-то в горле.