Костяшки моих пальцев, сжимающих руль машины Сэма, побелели, когда я пытаюсь избавиться от образа его грязных рук на ее теле. Мне следовало убить его. Я готов был так и поступить, но не мог рисковать, – если бы Лилит выглянула в окно, она бы меня увидела.
Бью кулаком в дверь слева от себя, едва замечая острую, раздирающую боль, и ругаю себя за то, каким импульсивным был. Я ненавижу свою несдержанность, когда дело касается ее. Выбить ему коленные чашечки посреди улицы было рискованно. Слишком рискованно, даже в ее дерьмовом районе.
Я просто ничего не мог с собой поделать. Когда я увидел на ней руки этого мерзкого придурка, я…
Бью кулаком по рулю, стиснув зубы от рыка, который хочет вырваться из моей груди. Во рту кислый привкус, от которого очень хочется избавиться. Темное облако кружится в сознании, напоминая, что зверя во мне нужно накормить.
Мне нужно кому-нибудь причинить боль.
Я подумываю о том, чтобы выплеснуть еще больше агрессии на отброса, барахтающегося на заднем сиденье, но быстро отбрасываю эту мысль. Жестокая ухмылка приподнимает уголок моего рта, когда я сворачиваю направо в сторону мемориала Моритона. Он сделает отличный подарок моему цветку.
Если бы она только знала, что я для нее запланировал, что я собираюсь сделать, чтобы сломить ее и разрушить каждую крупицу невинности, живущую в этих больших зеленых глазах. Мой член болезненно упирается в джинсы, и я издаю стон, не совсем уверенный, сколько еще смогу ждать.
Я вынимаю косяк изо рта, пока группа медработников кружится вокруг кровавого месива, кучей валяющегося на ступеньках больницы. Он будет жить, хотя и пожалеет об этом, когда проснется со своим новым лицом.
Выбросив окурок в окно, я выезжаю с затемненной парковки. Теперь, когда с этим маленьким ублюдком покончено, мне нужно избавиться от его машины. Если я выберу правильный переулок, к утру всё будет в порядке. Иногда мне даже нравится, что этот город такой испорченный.
Особенно для таких, как я.
Я въезжаю в переулок примерно в миле от квартиры Лилит. Оставив ключи в замке зажигания, ступаю на потрескавшийся тротуар и натягиваю на голову капюшон. Отхожу от машины в тень, достаю телефон и листаю приложение «VidCam».
Мой маленький цветочек лежит в постели, ее тело содрогается от кошмара, терзающего ее. Я хмурюсь. Мне не нравится, как часто они ей снятся. Если бы я мог, то залез бы в ее хорошенькую головку и задушил всех живущих там демонов. С нежностью провожу большим пальцем по экрану, желая оказаться простыней, обернутой вокруг ее идеального маленького тела.
Скоро цветочек.
Скоро.
Мои ноги горят, легким не хватает воздуха, но мне приходится продолжать бежать. Он поймает меня, если я остановлюсь. Поймает меня и убьет – точно так же, как он сделал с мамой и папой.
— Иди сюда, маленькая сучка, — противный голос, раздающийся всего в нескольких футах позади меня, заставляет каждый мускул моего тела дрожать от ужаса, и я сильнее сжимаю руки. — Не бойся. Я просто хочу отплатить тебе за то, что ты сделала с моим чертовым глазом.
Я должна продолжать бежать. Если он поймает меня…
— Вот ты где.
Рука в перчатке хватает меня за плечо и дергает так сильно, что мои ноги отрываются от земли. Крик пронзает воздух, когда мое тело тянут назад, и мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, что звук исходит от меня. Гравий впивается мне в колени, пока меня тащат, и только когда знакомый теплый красный цвет начинает струиться по моим ногам, я выхожу из оцепенения.
— НЕТ! — я кричу, извиваясь и борясь с его жестокой хваткой. Это приносит больше вреда, чем пользы, и когда я слишком сильно отклоняюсь в сторону, мое плечо выскакивает из сустава. — Мамочка! — я рыдаю, теряя равновесие, когда жгучая боль пронзает мой организм. — Мамочка, мне больно!
— Господи, мы уже это обсуждали. Мамочка МЕРТВА, ты, тупая пизда.
Я не слышу его, ничего не слышу из-за крика от вывихнутого плеча.
— Папочка! Мамочка! Пожалуйста, — всё мое тело содрогается от рыданий. Если я закрою глаза, то, возможно, проснусь. Может быть, открою глаза, и всё это окажется просто плохим сном…
Тап-тап-тап! Тап-тап-тап!
— Знаю, знаю, — стону я, вскакивая с кровати, и кривлюсь от боли в шее. Мне с трудом удается держать глаза открытыми, и я, спотыкаясь, подхожу к окну, у меня едва хватает сил, чтобы открыть его.
— Тебе обязательно быть таким настойчивым?
Маленький голубь моргает, глядя на меня, поднимая одну ногу и почесывает крыло. Затем, в довершении всего, он срет мне на подоконник.
— Знаешь, Херб, ты усложняешь задачу по защите твоего вида, — ворчу я, кладя пригоршню семян рядом с ним. — Действительно чертовски усложняешь.
Тишину нарушает более громкое воркование, когда Херб начинает клевать свой завтрак, и мои губы растягиваются в улыбке, когда я рассматриваю маленького белого голубя, примостившегося слева от Херба.
— Привет, Салли, — выдыхаю я, протягивая руку к ее белоснежным перьям.
Она вздрагивает и отскакивает от меня, ее глаза-бусинки с тревогой устремлены на своего партнера.
— Прости, — шепчу я, и моя улыбка исчезает, когда я убираю руку.
Она мне не доверяет – а почему она должна мне доверять? Только потому, что так сказал ее мужчина? Мне тоже это не кажется веской причиной.
— Тебе лучше держаться за нее, Херб. Она слишком умна для тебя.
Смех срывается с моих губ, когда Салли гордо поднимает голову, ее красивые перья сияют в лучах рассвета.
Я иду в ванную пружинистой походкой, останавливаясь на пороге, чтобы в последний раз взглянуть на счастливую пару. Херб отказался от завтрака, его пронзительные черные глаза следят за горизонтом в поисках потенциальных угроз, в то время как его дама наслаждается семечками.
Восхитительно, что он души в ней не чает – заботится о ней, даже когда она этого не осознает. Это почти напоминает мне Каина.